Записки врача общей практики

— Напротив. Полагаю, из нас троих вы находитесь в наилучшем положении. Вам нечего стыдиться.

— Но ваша сестра…

— Позабочусь, чтобы эта история предстала перед Адой в истинном свете. До свидания! Непременно пришлите копию своего последнего исследования. Прощай, Жаннет!

— Прощай!

Их руки встретились, и на краткий миг встретились взгляды. Всего лишь взгляд, но женская интуиция — в первый и в последний раз — осветила темные глубины сильной мужской души. Леди вздрогнула и положила на несгибаемое плечо ладонь — белую и легкую, как пух чертополоха.

— Джеймс! Джеймс! — воскликнула она. — Ты разве не видишь, что он поражен в самое сердце?

Профессор Эйнсли Грей невозмутимо отвел взгляд.

— Я не слишком эмоциональный человек, — возразил он. — У меня есть обязанности — мое исследование валлиснерии. Экипаж ждет. Ваш плащ в холле. Скажите кучеру, куда вас отвезти. Потом он доставит все необходимое. Итак, вам пора.

Последние слова прозвучали, словно внезапное извержение вулкана, и стали столь резким контрастом и к прежней размеренной речи, и к бесстрастному, похожему на маску лицу, что мгновенно заставили пару исчезнуть. Профессор закрыл дверь и принялся медленно шагать по комнате. Потом прошел в библиотеку и из-за шторы посмотрел на улицу. Экипаж как раз отъезжал, и он бросил последний взгляд на ту женщину, которая до сегодняшнего дня была его супругой. Успел увидеть женственный наклон головы и прекрасную гибкую шею.

Подчинившись внезапному глупому, бесцельному порыву, стремительно подошел к двери. Затем остановился, вернулся к столу, сел в кресло и погрузился в работу.

III

Об этой необычной семейной истории судачили мало. У профессора Эйнсли Грея практически не было друзей: он редко появлялся в обществе. Женитьба прошла так тихо, что большинство знакомых продолжали считать его холостяком. Возможно, миссис Эсдейл да еще пара человек что-то обсуждали, но поле для сплетен оказалось слишком узким, поскольку они могли лишь гадать о причине внезапного расставания.

Профессор все так же пунктуально читал лекции по физиологии и столь же безупречно руководил лабораторной работой учеников. Его собственные научные исследования продвигались с лихорадочной энергией. Часто, спускаясь ранним утром, слуги слышали доносившийся из кабинета скрип неутомимого пера или встречали господина на лестнице, когда он, серый и молчаливый, поднимался в свою комнату. Напрасно друзья с беспокойством предупреждали, что подобный образ жизни способен подорвать здоровье. Он не ложился спать, превратив день и ночь в одну нескончаемую работу.

Постепенно изнуряющий режим дня начал сказываться на внешности. И без того резкие, сухие черты лица заострились и приобрели болезненный вид. На лбу и на висках залегли глубокие морщины. Щеки ввалились, лицо стало бескровным. При ходьбе колени нередко подгибались; однажды, покидая лекционную аудиторию, профессор упал, и студентам пришлось на руках отнести его в экипаж. Это случилось в самом конце семестра, а на каникулах те из коллег, кто остался в Берчспуле, с прискорбием услышали, что профессор с кафедры физиологии так плох, что надеяться на выздоровление не приходится. Два самых авторитетных доктора регулярно проводили консилиум, однако никак не могли установить поразившую профессора болезнь, единственным симптомом которой стала неуклонная потеря жизненных сил. Парадоксальным образом телесная слабость сохранила ум незамутненным. Профессор и сам живо интересовался собственным состоянием: даже регулярно записывал субъективные ощущения, чтобы способствовать установлению диагноза. О приближающемся конце он рассуждал в обычном неэмоциональном, педантичном ключе.

— Имеет место подтверждение свободы индивидуальной клетки, противопоставленной объединению клеток. Иными словами, происходит расчленение кооперативного сообщества. Чрезвычайно интересный процесс.

И вот одним серым утром его кооперативное сообщество окончательно распалось. Очень тихо, мягко, незаметно профессор Эйнсли Грей погрузился в вечный сон. Вызванные для оформления свидетельства о смерти два самых авторитетных доктора испытали легкое замешательство.

— Трудно сформулировать диагноз, — заметил один.

— Очень трудно, — согласился другой.

— Если бы почивший не был столь неэмоциональным человеком, я бы сказал, что он не вынес внезапного нервного потрясения и умер от того, что в просторечии называется разбитым сердцем.

— Нет, бедняга Эйнсли Грей не был таким человеком.

— Давайте обозначим причину смерти как сердечную недостаточность, — предложил старший из коллег.

Так они и поступили.

Вопрос дипломатии