С другой стороны, присутствовали существенные доводы в защиту обвиняемого. Подобно сестре, молодой сквайр отличался горячностью и пылким нравом, но в то же время пользовался уважением как человек искренний, открытый и честный. В округе его любили и уважали, а потому считали, что подобное преступление никак не может оказаться делом его благородных рук. Сам подозреваемый сообщил, что собирался обсудить с доктором Ланой неотложные семейные дела (с начала и до конца расследования он ни разу не упомянул имя сестры). В то же время сквайр не отрицал, что, скорее всего, разговор стал бы не самым приятным. Узнав от встреченной пациентки, что доктора нет дома, мистер Мортон подождал до трех часов ночи, но не дождался и ушел домой. Что же касается смерти уважаемого человека, то о ней он знал ничуть не больше того констебля, который его арестовал. Раньше доктор Лана был его близким другом, однако не заслуживающие упоминания обстоятельства положили конец дружеским отношениям.
Невиновность мистера Мортона подтверждалась рядом фактов. Не приходилось сомневаться, что в половине двенадцатого доктор Лана был еще жив и оставался в своем кабинет. Миссис Вудз уверенно подтвердила, что именно в это время услышала его голос. Сторонники подозреваемого предположили, что доктор кого-то принимал. На это указывали такие факты, как привлекший внимание экономки крик и нетерпеливое требование хозяина оставить его в покое. Если так, то вполне вероятно, что смерть настигла джентльмена в период между услышанным экономкой криком и первым неудачным визитом миссис Мэддинг. Но в таком случае сквайр Мортон никак не мог оказаться причастным к преступлению, поскольку, по ее собственным словам, миссис Мэддинг встретила его у ворот на обратном пути.
Если данная гипотеза верна и доктор Лана действительно кого-то принимал до ее встречи с молодым человеком, то кем мог оказаться этот «кто-то» и какие мотивы имел для столь острой неприязни к глубоко уважаемому в округе джентльмену? Было признано, что если друзья мистера Мортона сумеют пролить свет на эти вопросы, то внесут значительный вклад в доказательство его невиновности. Но пока ничто не мешало общественности считать и говорить — а общественность действительно так считала и говорила, — что не существует доказательств того, что приходил кто-то, кроме сквайра, в то время как существуют веские доказательства его зловещих мотивов для встречи с покойным доктором. Когда стучала миссис Мэддинг, доктор вполне мог подняться в свою комнату или, как она подумала, уйти по вызову, а вернувшись, застать дожидавшегося мистера Мортона. Некоторые из сторонников подозреваемого стояли на том, что исчезнувший из рамки портрет мисс Фрэнсис не был обнаружен среди вещей брата. Впрочем, этот аргумент не изменил настроения следствия, поскольку до ареста вполне хватило бы времени сжечь или как-то иначе уничтожить улику. Что же касается единственного неопровержимого доказательства присутствия в кабинете постороннего человека — а именно грязных следов, то толстый мягкий ковер до такой степени их смягчил и рассеял, что сделать мало-мальски надежные выводы оказалось невозможно. Самое большее, что можно было сказать, заключалось в следующем: следы укладывались в версию принадлежности подозреваемому, тем более что наутро его ботинки выглядели очень грязными. Во второй половине дня прошел сильный дождь, а потому ботинки каждого, кто выходил на улицу, не отличались чистотой.
Таковы голые факты, связанные с чередой странных и романтических событий, привлекших внимание общественности к разыгравшейся в Ланкашире трагедии. Неизвестное происхождение доктора, его выдающаяся экзотическая личность, положение обвиненного в убийстве человека, предшествующая преступлению любовная история — все эти обстоятельства соединились воедино и превратили историю в одну из тех драм, что время от времени привлекают интерес и пристальное внимание всей страны. Население трех королевств бурно обсуждало дело черного доктора из Бишопс-Кроссинга и выдвигало многочисленные теории, которые могли бы объяснить факты. Однако можно смело утверждать, что среди всех этих теорий не оказалось ни единой, способной подготовить умы широкой публики к необыкновенному продолжению, вызвавшему волнение в первый день суда и достигшему кульминации во второй день. Сейчас, когда я пишу эти заметки, передо мной лежат длинные статьи из газеты «Ланкастер Уикли» с подробным изложением событий, но мне придется ограничиться лишь кратким изложением всех событий вплоть до того момента, когда вечером первого дня показания мисс Фрэнсис Мортон пролили на дело совершенно новый свет.