Я выполнила его просьбу. Никак не могу решить, как же все-таки отношусь к этому странному хобби брата подчеркивать цитаты. Порой меня раздражает то, что какую бы книгу я в нашем доме ни открыла, везде найду пометки Лэнгстона. Мне бы самой хотелось поразмышлять над написанным, не отвлекаясь на комментарии брата, вроде: «чудесно» или «слишком напыщенно». А иногда я с интересом ищу пометки Лэнгстона, читаю отрывки, к которым они относятся, и пытаюсь понять, чем они заинтриговали или вдохновили его. Прикольный способ забраться к нему в мозги.
На мобильный Лэнгстона пришло сообщение.
– Бенни! – схватил он телефон и забегал большими пальцами по кнопкам.
Ясное дело, мне и мистеру Диккенсу придется подождать.
Я вышла из комнаты.
Брат даже не спросил, не обменяться ли нам подарками. Да, мы обещали родителям открыть все подарки на Новый год, но я бы не отказалась смухлевать.
Я вернулась в свою комнату и увидела на мобильном пять голосовых сообщений: два – от дедушки, одно – от кузена Марка, одно – от дяди Сэла и одно – от бабушки Иды. Понеслась великая рождественская карусель звонков.
Сообщения я слушать не стала. Выключила телефон. Решила устроить рождественскую забастовку.
Сказав родителям в прошлом году, что не против более позднего отмечания Рождества в этом году, я, естественно, покривила душой.
Как они не догадались?
Этим утром мы должны были раскрывать подарки, лопать вкусный завтрак, смеяться и петь всей семьей.
К своему удивлению, я вдруг поняла, что есть кое-что, чего я хочу больше этого.
Свою записную книжку.
От нечего делать я завалилась на постель. Как, интересно, празднует Рождество Бука? Мне представилось, что он живет в Челси, в каком-нибудь стильном лофте со своей суперхипповой мамой и ее суперклевым новым бойфрендом, у них всех асимметричные стрижки и, возможно, они говорят по-немецки. Представилось, как они сидят у очага, попивают горячий сидр и едят мои лебкухенские печенья, пока в духовке готовится индейка. Бука, с беретом набекрень, играет на трубе – мне почему-то захотелось вообразить его музыкальным вундеркиндом в шляпе. И вот, когда он заканчивает играть мелодию своего собственного сочинения, являющуюся рождественским подарком родным, они плачут и твердят:
Поскольку с Букой возможности поговорить нет, а значит, нельзя узнать, как проходит его Рождество, я решаю одеться и прогуляться в Томпкинс-сквер. Я там всех собак знаю. После прискорбного инцидента с мышкой и кошкой родители запретили мне заводить питомцев, поскольку я к ним сильно привязываюсь. В качестве компромисса они разрешили мне подрабатывать выгулом тех соседских собак, чьи хозяева знакомы им самим или дедуле. Мне такой вариант пришелся по душе: за последние пару лет я не только перезнакомилась с множеством четвероногих, с которыми замечательно проводила время, но и обзавелась неплохими деньгами.
Погода для Рождества была невероятно теплой и солнечной. Казалось, на дворе июнь, а не декабрь – еще один признак неправильности этого Рождества. Расположившись на скамейке, я встречала всех знакомых и незнакомых собак ласковым воркованием: «Привет, щеночек!» Знакомых я к тому же тискала, чесала за ушами и угощала праздничными красно-зелеными печеньями в форме косточек, которые напекла вчера вечером. С прохожими я почти не разговаривала, но внимательно слушала. Похоже, только у меня Рождество вышло отстойным. Я видела их новые свитера и шляпы, их новые часы и кольца, слушала рассказы об их новых телевизорах и ноутбуках.
Но мысли мои были заняты Букой. Он представлялся мне в окружении безумно любящих родителей, с желанными подарками в руках. Я воображала, как он распаковывает мрачные черные водолазки, гневные романы, написанные сердитыми молодыми людьми, лыжную экипировку (мне нравилось думать, что однажды мы, возможно, прокатимся на лыжах вместе, хоть я и не умею кататься) и стопку англо-каталонских словарей.
Бука уже побывал в Дайкер-Хайтс? Поскольку я выключила мобильный и оставила его дома, единственный способ узнать это – повидаться с бабушкой Идой, входившей в список людей, с которыми я себе сегодня разрешила говорить.