Читаем Записная книжка штабного офицера во время русско-японской войны полностью

Действия пехоты, так же как и артиллерии, были слишком односторонни, чтобы дать какие-нибудь данные для военной критики. То обстоятельство, что 40 000 человек форсировали переправу, оборонявшуюся только 6000, способно скорее отвлечь внимание от ошибок обороняющегося. Действительно, успех японцев казался неизбежным, как бы искусны ни были распоряжения и тактика русских. Бросающийся в глаза профиль окопов русской пехоты, пожалуй, был самой грубой из всех ошибок. Артиллерии не приходилось и мечтать о лучшей цели. Только полное прикрытие головы стрелка могло возместить этот недостаток русских окопов. Невозможно строго судить русских за это упущение, потому что вообще нигде на континенте не учат солдат, что устройство бойниц есть наиболее важное усовершенствование полевых окопов.

Я всегда держусь того убеждения, что бойницы удваивают значение всякого закрытия и все, чему я был свидетелем за все это время, только еще более утверждало меня в моем мнении. Даже во время самой атаки стрелок всегда может найти прикрытие своему телу, быстро собрав кучу камней или вырыв яму лопатой. В таком случае он будет находиться по крайней мере в сходных условиях с обороняющимся, который при стрельбе должен высунуть голову из-за легко обнаруживаемых глазом окопов. Действительно, наступающий гораздо менее заметен и поэтому не представляет удобной цели для артиллерийского огня. Для того чтобы уравновесить условия обеих сторон, в особенности же облегчить положение обороняющегося, осужденного на относительное бездействие во время наступления противника, крайне необходимо устройство бойниц или же соответствующего укрытия для голов стрелков. И только тогда солдат средних достоинств будет в состоянии поддерживать хладнокровный и меткий огонь, несмотря на дождь шрапнелей и свист пролетающих мимо его ушей пуль. Иначе он будет стрелять торопливо и давать перелеты, ибо инстинкт самосохранения будет заставлять его, спустив как можно скорее курок, стараться спрятать свою голову. Конечно, я знаю, что тип солдата, созданный воображением писателей и военных корреспондентов, никогда не прячет свою голову. Но как часто мне приходилось слышать окрики офицеров и унтер-офицеров на людей, сидевших в окопах или за скалами:

Головы выше! Держите выше головы! Но я боюсь, что вдаюсь в излишние подробности.

Что касается до кавалерии, японской и русской, то обе они ничего не сделали, чем весьма удивили некоторых моих товарищей. Один из них, который, как и я, держался того убеждения, что для кавалерии типа Фридриха Великого нет места на полях сражений, находил это бездействие кавалерии вполне естественным. Кавалерия, обученная как хорошая пехота, могла бы много сделать для обеих сторон, действуя в спешенном строю. Случаи для подобного ее применения представлялись как во время самого сражения при Ялу, так и после него. Но даже самые ярые приверженцы тактики пики и сабли, вспомнив ряд событий и характер местности, вряд ли будут в состоянии указать на случай, когда лошадь могла принести хоть какую-нибудь пользу, исключая только возможность быстро перенести стрелка к нужному месту.

Говоря вообще, позиция русских не имела никакой глубины. Продольные сообщения, естественно, были очень плохи и легко обнаруживаемы с японских наблюдательных станций на холмах левого берега реки. Как только фронт был прорван в каком-нибудь месте, русским не оставалось другого выбора, как постараться отступить по единственной дороге. Этот недостаток относится не только к позиции, занятой Засуличем, но также и к позиции Кашталинского, которая была атакована. Я предполагаю что Засулича будут осуждать за то, что он не предугадал места, где японцы совершили переправу, и не принял мер к соответствующему сосредоточению своих сил. Ясно, что, поступив таким образом, он, по крайней мере, удвоил бы весьма слабый шанс русских на успех. Конечно, сооружение японцами шести мостов могло бы служить ему более чем намеком на тот пункт, где противник собирался переправиться. Русским, во всяком случае, было известно о существовании трех мостов, по которым они стреляли. Но если даже и тогда было место для сомнений, то в полдень 30 апреля, когда двадцать японских гаубиц послали через реку свой наглядный привет, нужно было прийти к определенному заключению, что Чиулиенченг и его окрестности будут полем сражения. Ведь 12-сантиметровые гаубицы трудно перебрасывать с места на место для демонстраций! Сами гаубицы хотя и не тяжелее полевых орудий, но их парки гораздо тяжелее полевых и потому менее подвижны. Гаубицы требуют соответственных платформ, да и не употребляются обыкновенно для демонстраций. Кроме того, 12-я дивизия уже переправилась на рассвете через р. Ялу, и несомненно, что нужно было ждать ее попытки соединиться с остальными частями армии где-нибудь поблизости от места слияния рек Ялу и Айхо.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза