Веселый шум, пенье и смехи,Обмен бутылок и речей:Так празднует свои потехи Семья пирующих друзей.Всё искрится, вино и шутки!Глаза горят, светлеет лоб,И в зачастую, в промежутки,За пробкой пробка хлоп да хлоп!Хор:Подобно, древле, Ганимеду,Возьмемся дружно за одно.И наливай сосед соседу:Сосед ведь любит пить вино!Денис! Тебе почет с поклоном, Первоприсутствующий наш!Командуй нашим эскадроном И батареей крупных наш.Правь и беседой, и попойкой:В боях наездник на врагов,Ты партизан не меньше бойкий В горячей стычке острых слов.Хор:Подобно, древле, Ганимеду и проч.А вот и наш Американец!В день славный, под Бородиным,Ты храбро нес солдатской ранец И щеголял штыком своим.На память дня того, Георгий Украсил боевую грудь:Средь наших мирных, братских оргий, Вторым ты по Денисе будь!Хор:Подобно, древле, Ганимеду и проч.И ты, наш меланхолик милый,Певец кладбища, Русский Грей!В венке из свежих роз с могилы Вином хандру ты обогрей!Но не одной струной печальной Звучат душа твоя и речь.Ты мастер искрой гениальной И шутку пошлую поджечь.Хор:Подобно, древле, Ганимеду и проч.Ключа Кастальского питомец,И классик с головы до ног!Плохой ты Вакху богомолец,И нашу веру пренебрег По части рюмок и стаканов;Хоть между нами ты профан,Но у тебя есть твой Буянов:Он за тебя напьется пьян.Хор:Подобно, древле, Ганимеду и проч.Законам древних Муз подвластный, Тибулла нежный ученик!Ты Юга негой сладострастной Смягчил наш северный язык.Приди и чокнемся с тобою,Бокал с бокалом, стих с стихом,Как уж давно душа с душою,Мы побраталися родством.Хор:Подобно, древле, Ганимеду и проч.Нас дружба всех усыновила,Мы все свои, мы все родня,Лучи мы одного светила,Мы искры одного огня.А дни летят, и без возврата!Как знать? Быть может, близок час, Когда того ль, другого ль брата,Не досчитаемся средь нас.Хор:Пока, подобно Ганимеду,Возьмемся дружно за одно.Что ж? Наливай сосед соседу:Сосед ведь любит пить вино.Часть вторая
Записные книжки 1—32 за 1813—1878 годы
Книжка 1 (1813—1819)
Милостивый государь! Я давно был терзаем желанием играть какую-нибудь роль в области словесности и тысячу ночей просиживал, не закрывая глаз, с пером в руках, с желанием писать и в ожидании мыслей. Утро заставало меня с пером в руках и с тем же желанием писать.
Я ложился в кровать, чтобы успокоить кровь, волнуемую от бессонницы, и, начиная засыпать, мерещились мне мысли. Я кидался с постели, впросонках бросался к перу и, говоря пиитическим языком, отрясая сон со своих ресниц, отрясал с ним и мысли свои и опять оставался с прежним недостатком.
В унынии я уже прощался с надеждой сказать о себе некогда хоть пару слов типографиям, с надеждой получить когда-нибудь право гражданства в сей желанной области и говорил: «Журналы! Вестники! Мне навсегда закрыты к вам пути! Я умру, и мое имя останется напечатанным на одних визитных билетах, которые я развозил всегда прилежно, потому что с молодости моей был палим благородной страстью напоминать о себе вселенной!»