Записные книжки

«Вместо того чтобы уничтожать страсти, стоикам надлежало бы управлять ими. Преподавая учение, недоступное для людей обыкновенных, стоическая нравственность образовала лицемерие и возбудила сомнение в возможности достичь столь высокой добродетели. Метафизика сих философов была слишком холодна; они разливали большой свет на нравственные истины, но не умели запалить чистый пламень, который пожирает зародыши пороков.

Учение стоиков, оковывая страсти молчанием, без сомнения утверждало владычество рассудка; но оно не могло приверженцам своим внушить силу души, которая приводит в действие, и гибкость, приучающую подаваться обстоятельствам. И варвары, завоевавшие Италию, нашли в ней людей, или ослабленных крайностью безнравственности, или честных, но бессильных и несмелых». (Мюллер)

* * *

Юлий Кесарь говорил о неприятеле своем Цицероне: «Расширить пределы человеческого ума славнее, чем расширить пределы владений тленного».

* * *

«Будь счастлив как Август и добродетелен как Троян» – являлось на протяжении двух веков обыкновенным приветствием императорам от сената.

* * *

Один умный человек говорил, что в России честному человеку жить нельзя, пока не уничтожат следующих приговорок: без вины виноват, казенное на воде не тонет и в огне не горит, всё Божие да Государево.

* * *

Близ царя – близ смерти. Честь царю, если сия пословица родилась на войне! Горе – если в мирное время.

* * *

Ум любит простор, а не цензуру.

* * *

О девице NN говорят на всякий случай, что она замужем.

* * *

Какие трудности представились Екатерине II при вступлении ее на престол по крутой кончине Петра III! Как она долго колыхалась! Малейшее дуновение могло ее повалить. Она искренне и крепко оперлась на народ, и с той поры все грозы были против нее бессильны. Ее престол, поддерживаемый миллионами людей, убежденных в выгоде его поддержать, должен был быть неколебим и независим. Вот что княгиня Дашкова, ее приятельница, называла довольно забавно обрезать помочи настоящим ножом.

* * *

Август, будучи в Египте, велел раскрыть гробницу Александра. Его спросили, не хочет ли он раскрыть и гробницы Птоломеев. «Нет! – отвечал он, – я хотел видеть царя, а не мертвецов!»

* * *

Сытый Сганарель думал, что вся его семья пообедала.

* * *

Феопомпий, спартанский царь, первым присоединил эфоров[30] к отправлению государствования; испуганное его семейство, говорит Аристотель, укоряло его в ослаблении могущества, предоставленного ему предками. «Нет! – отвечал он, – я передам его еще в большей силе преемникам, потому что оно будет надежнее».

* * *

«Монархи не злее других людей. Доказательство тому в том, что обыкновенно обижают они тех, кого не видят, чтобы угодить тем, кого видят. Несчастье заключается в том, что видимые ими составляют малое количество, а невидимые – толпу.

Перенесите положение, и последствия будут иные. Монарх посреди своего двора благодетельствует двору в ущерб народу. Поставьте его посреди народа, и он будет покровительствовать народу, но не двору». (Бенжамен Констан)

* * *

Беклешов таким образом толковал происхождение слова таможня – там можно.

* * *

Разговорные прения в гостиницах, за круглым столом, в толпе слушателей, нетерпеливых не выслушать, а перебить вас, сказать свое мнение, где часто поборник ваш не только вас не слушает, но и не слышит… Вы пускаетесь не так, как в дорогу, чтобы от одного места дойти до другого, но как в прогулку. Дело не в том, чтобы дойти до назначенного места, а в том, чтобы ходить, дышать свежим воздухом, срывать мимоходом цветы. На бумаге ставишь межевые столбы, они свидетельствуют о том, что вы тут уже были, и ведут далее. В разговоре, иль по прихоти, или с запальчивости, переставляешь с места на место и оттого часто по долгом движении очутишься в двух шагах от точки, с какой пошел, а иногда и в ста шагах за точкой.

* * *

Бенжамена укоряли в непостоянстве политического поведения. Он оправдывался. «Правда, – отвечал затем, подумав, – я слишком круто поворотил».

Впрочем, можно изменять людям и правительствам, почитая их за орудия, и не изменять своим правилам. Если все государственные люди шли бы по следам Катона, то во многих случаях общественные дела сделались бы добычей одних бездельников. «С большей гибкостью, – говорил Мюллер, – он был бы отечеству полезнее, но хартиям истории недоставало бы характера Катона».

Мы должны служить не тому и не другому, но той нравственной силе, коей тот или другой представителем. Я меняю кафтан, а не лицо. И если Бенжамен переносил свои мнения от двора Наполеона ко двору Людовика и обратно, то может избежать он осуждения; но дело в том, чтобы переносил мнения, а не слова.

* * *

Госпожа де Сталь, говоря о поляках, сказала: «В них есть блеск, но ничего нет основательного. Я их скоро доканчиваю. Мне нужно по крайней мере двух или трех поляков на неделю».

* * *