Записные книжки

В другой раз генерал ожидал какого-то почетного гостя; между тем необходимо было ему отлучиться из дома. Он приказывает жене принять гостя и сказать, что он тотчас возвратится; вместе с тем строго наказывает ей не пускаться в дальние разговоры, а говорить только о самых близких и домашних предметах. Гость приезжает. «Что это за панталоны на вас? – обращается она к приезжему. – У моего мужа платье совсем не так сшито». Призывает она камердинера мужа и приказывает ему принести жилеты и панталоны барина. Приносят. Генерал возвращается домой и застает выставку. Вот картина! (Рассказано В.Л.Пушкиным, современником этих событий.)

* * *

NN говорит, что сочинения К. – недвижимое имущество его: никто не берет их в руки и не двигает с полки в книжных лавках.

* * *

Двоюродные братья, князья Гагарины, оба красавцы в свое время, встретились после двадцатилетней разлуки в постороннем доме. Они, разумеется, постарели и друг друга не узнали. Хозяин должен был назвать их по имени. Тут бросились они во взаимные объятия.

«Грустно, князь Григорий, – сказал один из них, – но судя по впечатлению, которое ты на меня производишь, должен я казаться тебе очень гадок».

* * *

Ни с того ни с сего NN говорит соседке своей за ужином, княгине Т.:

– Понимаю, что оно продолжается, но не понимаю, как могло оно начаться…

– А я, – улыбаясь, отвечает княгиня, – напротив, понимаю, что оно началось, но сама не понимаю, как оно продолжается.

Княгиня с догадливостью, присущей женщине, особенно в подобных случаях, уразумела на лету, что речь идет о связи ее с молодым ***.

* * *

ГАСТРОНОМИЧЕСКИЕ И ЗАСТОЛЬНЫЕ ОТМЕТКИ, А ТАКЖЕ И ПО ЧАСТИ ПИТЕЙНОЙ

К.Г. был очень бережлив, чтобы не сказать скуп, между тем имел он притязания на некоторую гастрономическую изысканность. Однажды, силою каких-то обстоятельств, был он вынужден дать обед приятелям своим. В числе их находились два-три гастронома ex professo. Нельзя было пристыдить себя перед ними. Обед был, как говорится, ничего, то есть приличен. Доходила очередь до шампанского, а шампанское в то время продавалось в Москве дорого. По водворении жителей после французов цена за бутылку шампанского доходила до 25 рублей, разумеется, на ассигнации. Но такая цена никого не пугала: незлопамятные москвичи запивали горе свое, что французы были в Москве, и радость, что их из Москвы прогнали, и совершали все эти тризны и поминки по французам их же французским вином.

Рассказывали, что в предсмертные дни Москвы до пришествия французов, С.Н.Глинка, добродушный и добросовестный отечестволюбец, разъезжал по улицам, стоя на дрожках, и кричал: «Бросьте французские вина и пейте народную сивуху! Она лучше поможет вам». Рассказ, может быть, и выдуманный, но не лишенный красок местности, современности и личности.

Пора, однако же, возвратиться к нашему Амфитриону. Когда подали шампанское, он сказал: «Не отвечаю вам за качество шампанского, но могу обещать, что оно достаточно заморожено». Следует заметить при том, что дело происходило зимою и недостатка во льду и в снеге не было.

* * *

Л., тоже род гастронома и вполне поклонник Вакха, но вместе с тем сребролюбия недугом отягченный и казны рачитель, говорил в 1830-х годах: «Как времена переменчивы! Давно ли нельзя было порядочному человеку отобедать без бутылки дорогого лафита или бургонского! Теперь вошли в моду и в общее употребление херес и портвейн». Так и слышен был в этих словах перевод потаенной мысли: оно и дешевле, и крепче.

Около того же времени Пушкин, встретившись с товарищем юных лет, который только что возвратился в Петербург из-за границы, где провел несколько лет, спрашивал о впечатлениях его и о том, как находит он Петербург и общество после долгого отсутствия. «Не могу надивиться, – отвечал тот, – как всё изменилось: бывал за обедом, и у лучших людей ставили на стол хороший медок, да и полно; теперь, где ни обедаешь, везде видишь лафит, по шести и семи рублей бутылка».

Статистические данные разноречивы между Л. и новым наблюдателем, но первое наблюдение выражено человеком, принадлежащим школе позитивизма, другое – гастрономическому туристу, который изучает страну и народные нравы по столовой статистике. «Скажи мне, что ты ешь и пьешь, и я скажу тебе, что ты за человек», – заметил известный гастроном.

* * *

Дашков, который долго жил на Востоке, рассказывал по возвращении своем в Петербург, что одно служебное лицо, ехавшее в те края, просило у него свидания, чтобы воспользоваться указаниями и советами его для руководства своего в незнакомой стороне и на новом поприще. Свидание было назначено. Первый вопрос предусмотрительного неофита был следующий: «А как вы полагаете, не лучше ли будет мне закупить в Одессе несколько бочонков французских вин, и какого именно более, красного или белого; или и там на месте могу составить погреб свой?» Прочие вопросы вертелись около предметов такой же политической экономии.

* * *