Записные книжки

(Театральному критику.) Здесь у этого автора нет друзей. Значит, вы скажете, что дело в идеях. Сегодня во Франции достаточно одного только подозрения в наличии ума, чтобы потопить человека. А вы будете на каждом шагу писать, что мы самый умный народ на земле. Публика допускает ум только внутри идиотских фраз.

Конец. На следующий день он напишет разоблачительную статью.

У публики нет памяти. – Ее память – мы.

Сцена с читателем.

Обзор газет: тот, кто выставляет Христа напоказ на первой странице газеты для сытых. Прогрессист – друг лагерей и т. д.

III действие – у него дома. Аскетизм.

Секретарю идеалистической редакции.

– Вашей газеты не заметно.

– Но ее читают.

– Газета создана для того, чтобы ее читали, но на расстоянии. Надо иметь возможность читать ее у соседа в метро.

– Тот, кто читает у соседа, не будет ее покупать.

– Нет, но он будет о ней говорить.

* * *

28 февраля 1952 г. Открытие Бразилии, Вилла-Лобос – здесь к музыке возвращается величие. Шедевр – величия достиг только де Фалла.

* * *

Если мне суждено умереть сегодня вечером, я буду умирать с ужасным чувством, неведомым мне прежде, но сегодня причиняющим боль. Это ощущение того, что я приходил на помощь, и притом многим людям, но никто не придет на помощь ко мне… Мне нечем гордиться.

* * *

«Медея», сыгранная труппой театра «Антик». Не могу без рыданий слушать этот язык, мне кажется, что я наконец возвращаюсь на свою родину. Это мои слова, мои чувства, моя вера.

«Какое несчастье быть человеком, лишенным города». «О, сделайте так, чтобы я не остался лишенным города», – говорит Хор. Я – человек без города.

* * *

Немезида. Опьянение души и тела – не безумие, но комфорт и оцепенение. Истинное же безумие пылает на вершине бесконечной ясности.

* * *

Пресса не может быть истинной, потому что революционна. Она может быть революционна только потому, что правдива.

* * *

Ибсен («Кесарь и галилеянин»). После Олимпа и Голгофы – Третья Империя.

* * *

Полемика против Б.Ч [60]. Это подъем целой массы тенебрионов. Читаю в словаре «Литтре»: «Тенебрион» – 1) Друг интеллектуального мрака. 2) Вид жесткокрылых насекомых, которые в состоянии личинки живут в муке. Другое название – моль.

* * *

У наших проклятых поэтов два правила: проклятия и интриги.

* * *

Любовь к Богу – наверное, единственная, какую мы еще способны вынести, ибо, несмотря на самих себя, мы всегда хотим быть любимы.

* * *

См. Ромен Роллан «Жизнь Толстого». С. 69. «Жизнь» в романе.

Там же. «Трудно любить женщину и не сделать ничего хорошего».

* * *

«Вакханки» [61]. Пенфей должен был бы сказать: «Мне не надо вашей чрезмерности. Я хочу умереть от своей».

* * *

Они – воплощение бунта, гордости, они – непоколебимая стена, встающая на пути поднимающегося духа рабства. Эту роль они не уступят никому – а тот, кто посмеет бунтовать иначе, будет отлучен.

Так что же происходит? Один человек мечтал о самой честной газете своего времени, созданной самоотверженным и тяжелым трудом сотни людей, и он, так сказать, дождался, что эта газета перешла в руки одного продажного финансиста, и ему пришлось продавать свои услуги этому торговцу с того момента, как все свободные люди покинули редакцию. А в это время другой человек, настраивавший и науськивавший против меня своего старого друга, пишет мне, что не стоит слишком верить словам этого старого поэта, а потом, внезапно испугавшись, снова пишет, умоляя не разглашать его письмо и маленькое предательство. Еще один человек сначала просит меня об услуге, а получив желаемое, тут же бежит домой и крапает статью с оскорблениями в мой адрес, но потом, правда, он отправит мне новое письмо, чтобы смягчить впечатление. А вот еще один – из страха, что о нем будут плохо думать, поскольку он долгое время представлял издательство, злоупотребившее моим доверием, – просит меня дать ему возможность объясниться; он получает письмо, в котором я отказываюсь, из чистого благородства, смешивать его с работодателем, и, не теряя ни мгновения, настругивает эссе, в котором грустит по поводу того, что такие моралисты, как я, в один прекрасный день превращаются в полицейских.

Вот они, наши чемпионы, наши проклятые, спрятавшиеся под комфортабельной крышей проклятости и готовые выйти из-под нее только ради новых интриг. Вот кто гарантирует нам свободу, и они заявляют, что будут твердо держать знамя при надвигающейся грозе. Да ладно, первая же пощечина заправского полицейского поставит их на колени!

* * *

Фрагмент письма о «Б.Ч.».

Нас очень мало. Но истина должна предшествовать эффективности. Сначала надо понять, в чем истина, а потом уже думать об эффективности. К чему нам было бы быть миллионами, если первой заповедью нашей «церкви» было бы: «Ты солжешь?» Это вовсе не означает, что эффективность не имеет смысла. Ее смысл – вторичен. Выживание истины – не менее важная проблема, чем сама истина. Эта проблема возникает потом. Вот и все. И ее тоже надо решать… Христиан было сначала двенадцать, а марксистов – двое.

* * *

Письмо А. Маке [62].