Читаем Записные книжки полностью

Гийу. В начале оккупации в Сен-Бриеке – холодном и дождливом городе, пустые магазины. Утро, он идет по пустынным улицам под моросящим дождем. По пустой площади проходит немец, одетый в плащ из клеенки, блестящей от дождя. Тогда под низким небом, охваченный ужасной печалью этого времени, Г. заходит в церковь и молится – будучи откровенным атеистом (молится Деве Марии, кажется). Потом выходит из церкви. С тех пор ему ни разу не удавалась попытка описать этот момент забытья или трусости (он говорит, что не знает): он не мог или не смел.

* * *

Роже Мартен дю Гар и смерть матери. От нее скрывали, что это был рак. Подменяли надписи на лекарствах и т. д. Но после ее смерти М. дю Г. преследует воспоминание о ее ужасной агонии, и он говорит себе, что не сможет этого вынести. Единственной надеждой было убить себя. Но найдет ли он в себе смелость? Он пытается, проводит несколько «репетиций» с револьвером, но в последний момент (нажать на гашетку) он чувствует, что ему не хватит смелости. Его тревога только усиливается, он ощущает себя загнанным в угол, пока не находит «способ». Он берет такси, подносит револьвер ко лбу. «Когда я доеду до третьего фонаря, я нажму на гашетку». Вот третий фонарь, и он чувствует, как сейчас вот так нажмет. С этого момента – огромное чувство свободы.

Он говорит мне, что он больше не хочет ничего, и не хочет жить (см. его письмо). Анорексия, о которой говорил Жид. Внезапно в Ницце – надежда. Он видит на вывеске «Буйабес» на двери ресторана, и у него пробуждается желание. Это первое желание за последние месяцы. Он входит и ест с радостью. С тех пор его отпустило. Он пребывает, как он написал мне, в зале ожидания.

Самый человечный, то есть самый достойный нежности, из людей, которых я встречал.

* * *

Стендаль. «Что такое “я”? Не знаю. Однажды я проснулся на этой земле и обнаружил, что связан с моим телом, характером, судьбой. Буду ли я впустую тратить время, желая изменить их, забывая о жизни? Заблуждение! Я подчинюсь их недостаткам. Я подчинюсь своим аристократическим наклонностям после того, как десять лет совершенно искренне выступал против аристократии».

* * *

«Экспромт Философов» в форме комедии дель арте.

* * *

«Современное» название: Ненависть к искусству.

* * *

Писать естественно. Публиковать естественно и платить за все это надлежащую цену естественно.

* * *

Соотношение между критиком и творцом такое же, как между торговцем и производителем. Наш век торговли стимулирует удушающую плодовитость комментаторов – посредников между производителем и публикой. Нельзя сказать, что сегодня не хватает творцов, но слишком уж много развелось комментаторов, которые попросту топят изысканную и неуловимую рыбу в своей тинистой водичке.

* * *

Роман. См. заметки Вайсберга [86]. На допросе чекисты надевают ему на голову венок из золотой бумаги, украшенной свастикой, вешают на грудь большую свастику, затем избивают.

Там же. Старый портной-анархист четко объясняет свою точку зрения. Судья оскорбляет его: «Вы оскорбили меня, гражданин судья, я больше не буду отвечать на ваши вопросы». Воспоминание о допросе: тридцать один день и тридцать одна ночь. Сумасшедший дом!

* * *

Роман. 1-я часть. Поиски отца или неизвестный отец. У бедности нет прошлого. «В тот день на провинциальном кладбище… N. обнаружил, что его отец, умирая, был моложе, чем он в данный момент… покоящийся на кладбище был уже на два года младше своего сына, хотя положили его сюда 35 лет назад… Он понял, что ничего не знал об отце, и решил заняться его поисками…»

Рождение при переезде на новую квартиру.

2-я часть. Детство (или вместе с первой частью). Кто я?

3-я часть. Воспитание мужчины. Неспособность абстрагироваться от телесных наслаждений. О! Невинность первых деяний! Но проходят годы, люди вступают в самые разные связи, и каждый новый акт плоти привязывает еще больше, проституирует и принуждает к продолжению.

Он не желает, чтобы о нем судили (и сам он старается не судить, по правде говоря), но не может этого избежать.

Два персонажа:

1) Безразличный: воспитан вне семейной среды. Без отца. Мать со странностями. В жизни он привык выкручиваться сам. Немного высокомерен, хотя и вежлив. Ходит всегда один. Посещает соревнования по боксу и футбольные матчи. Его единственная страсть – критические моменты. Тогда он забывает все остальное. Но от других он ждет нежности, на которую не способен сам. В нем есть что-то чудовищное. Патологически скрытен, потому что забывает большие части своей жизни и потому что его интересует мало вещей. – Он артист даже в своих недостатках.

2) Другой – чувствительный и щедрый.

В конце они встречаются (и это оказывается один и тот же человек) у матери.

* * *

О, отец! Я безумно хотел найти отца, которого у меня не было, и в результате обнаружил то, что у меня было всегда, – свою мать и безмолвие.

Пять частей Квинтета соль минор Моцарта.

* * *

Любовь и Париж. Алжир. «Мы не умели любить».

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное