В 40-м Майоль встречает художника В.Б [88]
., румынского еврея, скрывавшегося от немцев в Коллиуре. Случайно встречает на улице, узнает в нем художника, приглашает к себе, чтобы посмотреть на его рисунки. На следующий день В.Б. приходит к М., который принимает его с распростертыми объятиями. В.Б. рассказывает о своем положении. «Мой дом – ваш дом», – каждый раз вместо ответа повторяет М. Велит принести кофе. Улыбаясь, М. открывает папку и, наконец, смотрит на первый попавшийся ему рисунок, выполненный в явно сюрреалистической манере. Женщина, тело которой превращается в дерево. Майоль взрывается: «Нет, только не это, это невозможно. Вон отсюда!»Ницше. «Они все говорят обо мне… Но никто обо мне не думает».
«Позорный столб». «Его надо осудить. Надо осудить его подлую манеру казаться честным человеком, но при этом не быть им». От первого лица. Он не способен любить. Он заставляет себя и т. д.
Вот что одобряет левое крыло коллаборационистов, а мы обходим молчанием или считаем неизбежным; перечислим все подряд:
1) Депортация десятка тысяч греческих детей.
2) Физическое уничтожение класса русского крестьянства.
3) Миллионы узников концентрационных лагерей.
4) Политические заключенные.
5) Почти ежедневные политические приговоры за железным занавесом.
6) Антисемитизм.
7) Глупость.
8) Жестокость.
Список остается открытым. Но мне и этого достаточно.
Дневник Толстого. Три дурные страсти.
1) игра (борьба возможна)
2) сладострастие (борьба очень сложна)
3) тщеславие (хуже всех других страстей)
«…считаю, – говорит он в одном из писем своей бабушке, – что без нее <религии> человек не может быть ни хорош, ни счастлив… но не имею религии и не верю».
Октябрь 53 г. Вот благородная профессия, при которой мы должны безропотно позволять каким-то литературным или партийным лакеям наносить нам оскорбления! В другие, так называемые позорные, времена у нас по крайней мере было право на провокацию, и мы не выглядели при этом смешными, и еще у нас было право убивать. Глупо, конечно, так говорить, но тогда нас нельзя было так просто оскорблять.
Есть люди, религия которых заключается в том, что они всегда прощают оскорбления, но никогда о них не забывают. Я не из такого доброго теста, чтобы простить оскорбление, но я всегда его забываю.
Те, кто способен вдохновляться одновременно Достоевским и Толстым и с одинаковой легкостью понимают и того и другого, – натуры опасные для самих себя и для других.
Октябрь 53 г. Публикация «Актуальных заметок II». Опись завершена: комментарий и полемика. Теперь – к творчеству.
Наутро после великих исторических кризисов просыпаешься больным, с дурным настроением, словно после бурной ночи. Однако нет аспирина, чтобы поправить физиономию истории, опухшую с похмелья.
Есть мысли, которые мы не высказываем и которые ставят нас над всем – в свободном и живом воздухе.
Говорят, что, оказавшись в непреодолимом одиночестве после разрыва с Лу, Ницше гулял ночью по горам, возвышавшимся над Генуэзским заливом, разжигал там гигантские костры и смотрел, как они прогорают. Я часто думал об этих кострах, их отблески плясали на фоне всей моей интеллектуальной жизни. Наверное, по отношению к некоторым мыслям и некоторым людям, повстречавшимся на моем веку, я вел себя несправедливо, когда, сам того не желая, ставил их лицом к лицу с этими пожарищами, что вскоре обращали их в пепел.
Мелвилл говорил о «Моби Дике» в письме к Готорну: «Вот тайный эпиграф к книге: «Ego non batiso te in nomine…» [89]
И далее: «Познакомившись с Вами, я чувствую, что покину этот мир с меньшей горечью».
Ср. Тема притчи «Счастливое поражение»: благодарение Богу за это поражение.
Ницше. Религиозных людей можно было бы воспринимать как художников первого ряда.
Ницше: «Утренняя заря». «Никогда не умалчивай о том, что можно подумать против твоих мыслей, никогда этого не скрывай. Торжественно поклянись. Это первый долг верности, который ты обязан отдать своей мысли».
«По ту сторону…»: «Если у тебя есть характер, то есть и типичные пережитки, которые постоянно повторяются». Тогда возникает вопрос: найти пережиток и дать ему имя.
«К генеалогии…»: «Каждый, кто хоть однажды воздвигал «новое небо», обретал необходимые для этого полномочия
«Полифонизм» некоторых натур.
Ницше («Человеческое, слишком человеческое»): «Вскоре я заболел, и это было больше, чем болезнь, я устал от постоянного разочарования во всем том, что вызывало энтузиазм у нас, современных людей…»
…«Здесь говорит человек страдающий и терпящий лишения, но он говорит так, словно он не страдает и не терпит лишений».