Записные книжки

Визит Ж.Т [133]., которая решила перед отъездом в Алжир поведать мне, что она сделала. Месяц назад в Алжире. К ней обратились эмиссары F.L.N [134]., предложив встретиться с руководством, желавшим задать вопросы по поводу ее брошюры («Алжир-57»). Она согласилась. Встреча, потом подпольная сеть. Короче говоря, дом в Касба, где ее встречают две женщины. Потом появляются двое вооруженных мужчин. Возникает дискуссия. Ж.Т. объясняет им свои идеи: бездомность, объем приработков, происходящих из метрополии, и т. д. (ее мнение: они действенны с политической точки зрения, но безграмотны с экономической точки зрения). В этот момент один из них, похожий на главного, говорит: «Вы принимаете нас за убийц». Тогда Ж. Т.: «Но вы и есть убийцы» (это происходило вскоре после покушения в казино «Ля Корниш»). Она тут же замечает, что эти слова вызвали сильнейшую реакцию у другого – слезы на глазах. Потом: «Я предпочел бы, чтобы все эти бомбы были на дне моря». «Это зависит только от тебя», – говорит Ж. Т. Они говорят о пытках. «Я подавала жалобы», – отвечает она (она принимала участие в комиссии по концентрационной системе). Они приходят к соглашению: отмена терроризма против гражданского населения взамен отмены наказаний. Приблизительно в тех терминах, которые я предложила (но продолжение, увы…). Другой говорит по поводу резни: «Это Франция». «Рассказывай это своей бабушке, – говорит Ж.Т. – Я там была. Ты прекрасно знаешь – это F. L. N.». Главный делает знак, чтобы тот замолчал. Она вскоре узнает, что перед ней Али ля Пуэнт. При выходе она хватает его за галстук и трясет. «И не забудь, что я сказала». И он ей ответил: «Нет, М’дам».

Вторая встреча после казни; она тогда узнала, что главный – Ясеф Саади. Двумя неделями позднее он был арестован.

И еще она показала мне сочинения 30 арабских школьников 11–12 лет, которым арабский учитель дал тему: «Что бы вы сделали, если бы были невидимыми?» Все взяли бы в руки оружие и убили бы или французов, или парашютистов, или глав правительств. Я смотрю в будущее без надежды.

Утверждение, что раб попал в рабство, потому что предпочел смерти жизнь, ложно с исторической точки зрения. Будапешт.

* * *

17 октября

Нобелевская премия. Странное чувство уныния и меланхолии. В двадцать лет я был беден и гол, но именно тогда познал истинную славу. Моя мама [135].

* * *

19 октября

Ужас от случившегося – ведь я этого не просил. В довершение всего подлые нападки, от которых становится тяжело на сердце. Как смеет Ребатэ [136] говорить о том, что я мечтаю покомандовать взводами для расстрела, когда он был одним из тех приговоренных к смертной казни, для кого я, вместе с другими писателями Сопротивления, просил помилования. Его помиловали, а он оказался так немилосерден. Снова хочется уехать из этой страны. Но куда?

Творчество само по себе, искусство само по себе, оттачивание мастерства – каждый день, и разрыв… Презирать – это выше моих сил. Во всяком случае, я должен победить этот ужас, эту непонятную панику, в которые меня ввергла неожиданная новость. Для этого…

«Они меня не любят. Разве это причина отказать им в благословении?» Н.

Святые боятся совершаемых ими чудес. Они не могут любить эти чудеса и себя, их творящих.

* * *

Три приступа удушья за месяц, вдобавок еще и паническая клаустрофобия. Теряю равновесие.

Мои неустанные попытки вернуться к другим людям, с их общепринятыми ценностями, чтобы восстановить собственное равновесие, не совсем напрасны. То, что я сказал или открыл, может и должно служить другим людям. Но только не мне, впавшему теперь в какое-то сплошное безумие.

* * *

29 декабря

15 часов. Новый приступ паники. Ровно четыре года назад, именно в этот день заболела N. (нет, сегодня 29-е, значит, с точностью до одного дня). На несколько минут ощущение тотального безумия. Потом чувство опустошенности и судороги.

Успокоительное. Пишу час спустя.

Ночь с 29-го на 30-е: душит непрекращающийся страх.

* * *

30 декабря

Продолжается с новой силой.

* * *

1 января

Усиление тревоги.

* * *

Январь – март

Сильные приступы больше не повторяются. Только постоянная смутная тревога.

* * *

5 марта

Беседа с де Голлем. Я говорил о том, что могут начаться волнения, если Алжир будет потерян, а с другой стороны, о возможных волнениях в самом Алжире из-за ярости французских алжирцев, а он: «Французы и ярость? Мне 67 лет, и я никогда не видел, чтобы один француз убивал другого француза. За исключением меня самого».

Сравнить Францию с остальным миром. «В конце концов, – сказал он, – никто еще пока ничего не придумал лучше Франции».

* * *

Песня революционеров 1905 года: «Братья, к солнцу, к свободе».

* * *