Кому опаскудение, разброд, шатание и явленная миру подлость, не имеющая никакого конца и краю. Кому благорастворение воздухов и возвращение на круги своя, к истокам и традициям. Поскольку кто сказал, что истоки и традиции были так светлы и непорочны, как о них думают малограмотные люди, в упор не видящие будущего и оттого пытающиеся вернуть страну в прошлое? В тот момент, как строительство светлого будущего сменилось строительством темного прошлого и «грабь награбленное» на территории бывшего СССР стало не декларируемым открыто, но самым популярным лозунгом в странах, на которые первое в мире государство рабочих и крестьян раскололось, воскресло многое, что в советские времена скромно сидело по углам и знало свое место. Например, религия. Причем автор имеет в виду не веру в Б-га как таковую, а все те обрамляющие ее институты, которые самой вере только мешают. Хотя сильно помогают в карьерном росте и преуспеянии людям, сделавшим себе именно на этом положение и состояние – зачастую за отсутствием других достойных упоминания качеств. В частности, в России, ища национальную идентичность и оную же идею, высшее и среднее начальство, осиротевшее без коммунистической идеологии, начало баловаться православием. Точнее, тем, что оно под ним понимало.
Православие ли, когда вор, грабитель, жулик, а зачастую убийца кается, ставит в церкви в память о своих преступлениях и жертвах свечу соответствующей толщины, подносит храму дарение, в рамках грехов – сообразно вине или винам, и, получив отпущение грехов, уходит очищенный и просветленный? Не для того чтобы жить новой жизнью, становиться аскетом и схимником и грехи замаливать, а для совершения новых преступлений. После которых цикл повторяется: грех – покаяние – дар – на свободу с чистой совестью. И вообще, если не про православие, а про христианство как таковое – оно ли это? Или тут мы имеем чистой воды издевательство над христианской религией и православием как одной из древнейших форм этой религии? Благо оно у нас исконное, нереформированное, не прошедшее очищения от наслоений темных веков, сохранившее величайшее имперское самомнение и не склонное прислушиваться ни к критике, ни к себе самому. А если изнутри него поднимается что-либо опасное для сохранения его в изначальном виде, то поступают с этим просто: топором по голове или ножом под ребро. Безо всякой канонизации в качестве мучеников. Что пришлось на веку автора на долю как минимум отцов Александра Меня и Павла Адельгейма – лучших из отечественных священнослужителей, которых он, и не только он, знал.
Не то чтоб автор был воинствующим атеистом и полагал практическое богоборчество необходимым. Однако церковь, превратившаяся в крупное государственное ведомство, заботящееся не так о пастве, как о контроле над активами, автора радовать не могла и по сей день не может. Ему, автору, с ней чрезвычайно неуютно, как неуютно было с отделом по идеологии РК КПСС, организацией, являвшейся, казалось бы, полной противоположностью церкви, но по нынешней сути последней чрезвычайно с ней в практике духовного окормления страны и ее неизбежных последствиях схожей. Поскольку благословляющие дорогущие иномарки священнослужители, попытки пропихнуть высокопоставленных попов в директора музеев, пользуясь симпатией к этому безобразию местных и столичных чиновников, как в крымском Херсонесе, и прочие отечественные кунштюки такого рода с его точки зрения есть явление позорнейшее. Хотя и укладывающееся в административно-командную систему, в которой власть президента от Б-га, сам этот президент выполняет функции Государя императора, а благословение церкви, точнее, именно и только Русской православной церкви, есть тому символическое подтверждение и должно быть соответствующим образом вознаграждено. В том числе материально, а также в рамках умножения паствы с использованием госресурсов.