Записные книжки Л. Г. Дейча

Смерть Веры [Засулич] после продолжительной болезни далеко не столь сильно подействовала на меня, как кончина Г. В. Плеханова. Причина: ее возраст, ее бездеятельность в последние годы и ее мучительно тяжелое моральное состояние вследствие современных событий — для нее лучше. Но ужасно огорчительно, что таков ее конец, после полустолетнего самого горячего участия в революционном движении, после полного поглощения всех дум, мыслей, стремлений обще[ственными] вопросами, стать посторонней наблюдательницей, выносящей отчасти и на себе все последствия создавшегося ужасного строя, к которому она относилась с крайним негодованием и отвращением, считала хуже всякой монархии, готова была хоть черта призвать для его сверж[ения]. Горько также, что это — сложная, замкнутая и массу сделавшая женщина осталась, в сущности, почти совершенно никому неизвестной. Это поистине одна из величайших трагических натур и жизней не только в русской, но и во всемирной истории. Едва ли она получит достойную себе оценку и в будущем. Вера выше всех не только русских, но и когда-либо бывших революционерок — она занимала исключительное место. С нею не могут идти в сравнение ни Бреш[ковская], ни Фигнер, ни даже Перовская.

21. VII.

Сегодня в Западной Европе (в Италии, Франции, Англии) всеобщая забастовка за невмешательство тамошних правительств в русские дела. Еще не известно, чем она кончится, но факт сам по себе очень знаменателен. Чтобы ни говорили противники большевиков, я не могу не одобрить этой демонстрации, так как она указывает на интернациональную солидарность рабочих названных выше стран. И я не думаю, не допускаю, чтобы эта солидарность могла принести не пользу, а вред. Я задаю себе вопрос: как бы отнеслись Маркс и Энгельс к этой демонстрации, зная, насколько это возможно, живя вне России, и не минуты не сомневаюсь, что они одобрили бы эту демонстрацию, доказательством чего может служить их вполне сочувственное отношение к народовольцам после 1 марта [1881 г.], хотя мы, марксисты, тогда не разделяли из взгляда.

Правыми оказались Маркс и Энгельс — их прогноз, что «русская революция — в авангарде Западной Европы» — теперь осуществляется, правда, после 37–38 л., но, ведь, они не указывали, когда это произойдет.

23. IX.

Меня арестовали, но после допроса в Чрезвычайной Комиссии выпустили.

Расстрел многих за заговор.

24. IX.

В Москве брошена была бомба. Гнусный, возмутительный, бессмысленный [акт], фактически могущий вызвать усиление красного террора, о чем уже пишут коммунисты.

7. XI.

Празднование 2-й годовщины Октябрьской революции прошло довольно вяло. Больше всего в шествиях участвовали красноармейцы, милиция и дети. Сухи и бессодержательны статьи в юбилейных No, посвященных этому дню.

Вновь у меня в трамвае утащили часы и перчатки. Теперь ни того, ни других нельзя достать здесь, или за бешеные деньги. Да и не знаешь, где купить.

Цены растут неимоверно: масло 2000 р. фунт, хлеб — 300 р., картофель (на 1/2 гнилая) 80–90 р. и т. д. Но всего ужаснее — отсутствие топлива и света. Сами «власти» признают в этом отношении положение «катастрофическим»… Большей бестолковщины невозможно нарочно выдумать, а в это же время сытые, откормленные комиссары и всякие «коммунисты» разъезжают в ревизованных автомобилях и экипажах.

1920 год

Ну, вот протянули до Нового Года. Для многих это приятная неожиданность, так как опасались не вынести всех надвинувшихся бед и лишенной — холода, голода, темноты… Теперь у многих появляется надежда, что раз до января дожили, то, вероятно, до весны дотянут, а там с теплом все же легче. И думают, что так как «дальше идти некуда», то в наступающем году должна наступить какая-нибудь перемена к лучшему. Я тоже в числе этих «надеющихся», так как из разных сторон приходится слышать, что недовольство среди рабочих «коммунистическим строем» все растет, что будто-бы многие из них говорят, что неизбежна 4-я революция. Поживем — увидим!..

1921 год

24./X.

Вскоре по приезде в Москву повидался с Семашко, Ольминским, Покровским, Адоратским. С первым — по поводу предпринятых им шагов для увековечения памяти Плеханова. Кое-что в этом отношении сделано. От Ольминского узнал, что Ленин ничего не имеет против того, чтобы я, как этого желает Розалия Марковна [жена Г. В. Плеханова], поехал за границу. Я поэтому, согласно его предложению, написал заявление в Истпарт, прося отправить меня в командировку для разбора оставшегося литературного наследия Георгия Валентиновича. Пока не знаю, что из этого выйдет, говорят, это долгая канитель, пока получится разрешение «Политбюро», Чека и т. д…

5. Х.