Читаем Записные книжки Л. Г. Дейча полностью

Сохранилась копия документа, подписанная начальником 3-го отделения организационно-методического отдела Управления Государственным архивом НКВД СССР И. П. Козлитиным от 20 ноября 1942 г., из которого явствует, что «в процессе обследования архива Дейч Л. Г… принадлежавший ему архив остался в безнадзорном состоянии в его бывшей квартире… Все документальные материалы имеют большое историческое значение и как находящиеся в настоящее время бесхозяйственными подлежат включению в состав Государственного Архивного Фонда СССР». Насколько мне известно, благодаря стараниям жены Дейча Эсфирь Марковны Зиновьевой-Дейч (1861–1946) частично это удалось осуществить. Она занималась литературно-художественной деятельностью. Ею были сделаны посмертная маска Плеханова, которая находится в липецком Доме-музее, а также скульптурные портреты В. З. Засулич, Д. Ибарури и др. Небольшая часть архива (некоторые документы, фотографии, книги, упомянутые записные книжки) после кончины ее хранились у ее брата В. М. Познера (1877–1957) — моего деда. Те из них, которые представляют интерес для характеристики деятельности группы «Освобождение труда», ее участников и ее создателя передаются мною в липецкий Дом-музей Г. В. Плеханова.

Предлагаемые заметки как всякий исторический документ носят на себе следы описываемого периода, но этим видением эпохи глазами как «ее актера, так и зрителя» они и могут быть полезны, а поэтому не нуждаются в комментариях и интерпретациях, дабы не попасть в разряд «кривляний перед зеркалом истории».

Автор заметок скорее всего (отчасти в силу их определенной субъективности, возможно, предвзятости или излишней, старческой ворчливости) отнесся бы отрицательно к их обнародованию, но, думаю, стыдиться ему было бы нечего. Во время одного из больничных посещений Плеханова Дейч как его партийный товарищ и давнишний друг получил от него в подарок книгу «Основные вопросы марксизма» с надписью: «Старому ворчуну Л. Г. Дейчу от автора».

Познер Андрей Романович — доктор философских наук, профессор Московского государственного технического университета им. Н. Э. Баумана.

1910 год

25–26.VIII.

Делегатами на Копенгаг[енский] Инт[ернациональный] конгр[есс] по взаимному соглаш[ению] между Плехановым], приезжавшим специально сюда, в Париж, с Лениным, у которого он (Плеханов. — А. П.) уже на буксире ходит (как это уже было после 2-го съезда и литовского), — выбран Вогрский — поляк — это от русской-то партии! — и Ольгин! Я возмущен, огорчен, расстроен. От м[еньшеви]ков предложен был (бунд[овец], латыш и поляк.) Аксельр[од]. В случае отказа послед[него]- Мартов, который и поехал. Я высказал ему (и Дану), что у Ленина денег не взял бы на поездку. Акс[ельрод] не согласен со мною, так как, мол, деньги не Ленина. Мож[ет] б[ыть], они и правы. Не думаю. Дан предсказыв[ает] Ленину судьбу американского вожака непримиримых — полную изолированность, оторванность. Не думаю, чтобы это так было: Л[ени]н слишком хитер, ловок, и чересчур уж много имеются на Руси дураков, среди которых он всегда будет иметь успех.

Такие ли также ненормальные отношения в так называемой «р. с.-д.р.п.» будут существовать и к следующему интерн[ациональному] конгр[ессу]? Стыд и позор, что в делегаты выбираются не наиболее деятельные, старые, испытан[ные]члены, а всякие подхалимы, подтявкивающие во всем Плеханову (Ольгин) и Ленину (Вогрский). За первым (Ольгиным) мне известна лишь та заслуга, что он умудряется одновременно жить с двумя женами. Но за эту способность выбирать в депутаты — немного много.

7. IX.

Спорили с Э[сфирь] о том, что скоро ли Плех[анов] расплюется с Лен[иным]. Я допускаю, ч[то] их союз может никогда не расторгн[уться], т[ак] к[ак] их связывает общая ненависть к Март[ову], Дану и Ко — и они живут чересчур далеко друг от друга, чтобы могли встречаться резкие разногласия между ними. Э[сфирь] предполагает., что через год, а мож[ет] быть, скорее или немного позже П[леханов] с Л[ениным] должны разойтись, так как первый скоро убедится, ч[то] ему не по пути со вторым. Посмотрим, кто из нас окажется пророком.

10. IX.

В течение цел[ого] вечера я доказывал Э[сфирь], что не стоит мне жить: 1) в обществ[енном] отнош[ении] я от всего отстранен, во 2) в материальн[ом] не вижу возможн[ости] прокормиться, в 3) всем тоже не гож[усь] и в 4) физически я плох, т. к. начинаю развинчиваться]. Она доказывала: 1) что с начал[ом] какого-ниб[удь] обществен[ного] движ[ения], независимо от «лидеров», можно найти себе работу в рабочей среде; 2) просто интересно жить, чтобы быть свидет[елем] крупных политич[еских] событий, напр[имер], как немцы прогонят своего импер[атора] Вильгельма] II, как испанцы провозгласят у себя респ[ублику]; 3) пока здоровье позволяет, хочется работать; 4) занятие интересное и у меня имеется — писать и читать. А средства для существования найдутся.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное