Записные книжки Л. Г. Дейча

Я ей рассказыв[ал], как в 1905 г. в Рос[сии] меньшевики меня оттирали от всякого дела. Она привела аналогич[ный] случай с нею. Я сообщил, ч[то] с меньшевиками всегда мне невозмож[но] было ладить. Она соглашал[ась], ч[то] они неумелы, бестолковы, негодны как деят[ели]. В шутку я говорил, что готов, чтобы помогать им, соединиться с Л[ени]ным, иначе, подобно Фаусту, продаться Мефистофелю. Она возмущена одной такой мыслью. Скорее, она допускает соединение с Пл[ехановым]. Ну, уж с ним — ни за что! Это такой вздорный, нелепый в практическом отнош[ении] челов[ек], с которым не знаешь, как, на какой манер поладить, но силен как теоретик. Тут он незаменим никем. Она напомнила мне, что я же сам ей доказывал, ч[то] револ[юционер] не вправе кончать с собою. Это верно. Но раз находит такое настроение, перестаешь обращать внимание, считаться с самыми верными взглядами — отвечал я ей.

Да, я в очень скверном настроении. Материально — ничего, мы обеспечены на 2 месяца и имеются надежды на будущее. Но что толку в этом?!.. Чем-то кончится это мое настроение.

9. XII.

И да здравствует весь мир! Все учение Т[олстого], весь смысл жизни, до которого он дошел, мучительно прост: в любви и самоотвержении. Смысл жизни, счастье в том, чтобы жить для других, оплатить добро… Только полно и широко живущий человек способен к действительной, ненадсадной любви и самопожертвованию.

29. XII.

Подтверждение от Ингерм[ана] приглашения меня приехать в Америку для редактир[ования] газеты. Мое согласие. Первое впечатление — удовольствие. Сообщ[ил] близким и знакомым. Их недоумение и одобрение. На второй день — опасения насчет высылки денег на дорогу и вообще неуверенность в аккуратн[ости] Ингер[мана] и др., когда на мое 1-ое письмо он мог 6 нед[ель] не отвечать! Тревоги как насчет сдачи квартир, продажи мебели, абонемента Э[сфирь] М[арковны] в школе и пр., так и относительно Амер[ики] вообще, что она не оправдает наших надежд и ожид[аний], что мы будем сильно разочарованы. Что нас ждет там через год?!

Опасность очень, что разного рода мелкие и крупные недостатки америк[анских] условий жизни заставят нас чувствовать себя еще не по себе, как в чужой стране, непривычно, несимпатично. Но все же мы ничего, в сущности, не теряем, принимая это предложение, хуже, чем в Париже, кажется, нам не может там быть, а лучше — возможно. Посмотрим!

1911 год

6. I.

Мое отношение к происходящей между м[еньшеви]ками и б[ольшеви]ками новой (или, вернее) продолжающейся склоке таково, что «оба лучше» — друг друга стоят. Вся эта распря сосредоточив[ает] на себе все внимание, отвлекая от всякого производит[ельного] занятия. Меня возмущает поведение б[ольшеви]ков, но не могу по совести признать чистыми и м[еньшеви]ков.

Хорош и Тр[о]цкий, возбудивший анкету по поводу основания Лен[иным] + Плех[ановым] новой «Рабоч[ей] газ[еты]», — как будто он (и др.) остановились бы перед соображением, что Л[енин] + Пл[еханов] уже раньше стали издавать газету, будь он на их месте. Хороши также Дан с Март[овым], принимающие участие в «Центральном] О[ргане]» и ведущие агитацию за созыв не пленума, как желает Лен[ин], знающий, что у него большинство, а конференции (это из заграничников!) И Дан еще воображает, что я в Ам[ерике] буду проводить «меньшевизм», буду побуждать, чтобы тамошние присылали деньги на «Гол[ос] с[социал]-д[емократа]». Какая наивность! Maximum, что я буду там воздерживаться от высказываний своего истинного мнения, да и то мне трудно будет. Но высказываться положительно «за» присылку денег на «Г[олос] с[оциал]-д[емократа]», особенно, если он заполнен будет склокой, я, конечно, не стану — это было бы против моей совести и убеждений.

7. II.