Заплати другому

Он стригся по-модному, этот Мэтт, красивый юноша с высоко выбритыми волосами по боковым сторонам головы и прядками подлиннее посредине, зато всегда был чист и свеж, будто говорил своим видом: я модерновый, но не панк.

– Приятно видеть вас такой радостной сегодня, миссис Гринберг. – Мэтт заботливо загрузил купленное в сумку-каталку, так чтобы все держалось в равновесии и не вызывало хлопот в дороге.

Приятно было бы и на Мэтта посмотреть, когда тот обрадуется, только, увы, замысел таков, что ее тогда рядом не будет. Молодым людям нужно немного отложенных на черный день денег, на учебу в колледже, например. Пусть даже их и не хватит, чтобы оплатить образование, но, может, на книги с одеждой, да мало ли на что им заблагорассудится их потратить, поскольку миссис Гринберг чувствовала: этим людям можно верить.

А еще та милая леди в «Кошкином доме», она сразу же пустит деньги на стерилизацию котов с кошками и на другие ветеринарные расходы. В ее приоритетах нет никаких сомнений.

Да, подумала миссис Гринберг, вновь выйдя в бодрящий, напоенный свежестью вечер. Все верно. Завтра утром она первым же делом оповестит кого надо по телефону.

…

Боль в груди появилась, когда она возвращалась домой.

Не в сердце, а скорее в легких, как при приступе гиперемии, и миссис Гринберг часто останавливалась, чтобы перевести дыхание. Не такая уж она и старуха, напоминала она себе, только-только за пенсионный возраст перевалила, зато после утраты Мартина заметила, как тело стало само по себе сдавать, словно бы не оставалось у него сил ждать. Словно бы все, что защищало организм, перестало заботиться о нем и лишь поторапливало хозяйку. Артрит с тех пор утроил свою хватку, и она становилась добычей любой пустячной заразы, вертевшейся вокруг.

Часто останавливаясь передохнуть, она сделала крюк (чего раньше не делала никогда), чтобы пройти мимо дома Тревора Маккинни. Такой приятный домик с округлой крышей под кровельной плиткой, в окружении растений, которые не выглядели чрезмерно разросшимися. Все портила покореженная, ужасная штуковина перед входом, напоминавшая жуткие останки после неприглядной смерти на шоссе. Миссис Гринберг представляла, как, должно быть, хотелось матери мальчика избавиться от этого ужаса, как хотелось ей вернуть былую простую красоту окружению ее жилища, возможно, она даже мечтала об этом так же, как и миссис Гринберг о своем садике.

Нынче вечером в доме гость, поняла она, остановившись дух перевести на тротуаре. Белый «Фольксваген-жучок», отлично ухоженный, стоял возле дома. Новый поклонник. Хорошо. Прежнего она видела, и он не показался подходящей ей парой.

Было видно в окно ярко освещенной столовой его лицо – правую его сторону в профиль.

Хорошо одетый чернокожий мужчина, такой красивый и утонченный.

Что ж, тогда хорошо. Для них хорошо.

Миссис Гринберг надеялась, что мать Тревора не станет никого слушать, не позволит никаким мелким умишкам встать у нее на пути. Ее в свое время пытались отговорить выходить замуж за Мартина, потому что тот был евреем, только она не послушалась, и Мартин стал лучшим мужем, какого только может желать женщина. Хороший человек он и есть хороший человек.

Возможно, мать Тревора выйдет замуж. Славно для мальчика, если она это сделает. С матерью Тревора миссис Гринберг никогда не встречалась, но знала, что та ей понравилась бы, потому что… взгляните, что она произвела на свет своим чревом и любящей заботой. Мальчика, способного полюбить садик ради больной, скованной артритом женщины, у которой уже нет сил любить этот садик, как следовало бы.

– У вас там хорошая женщина, – тихонько выговорила она, обращаясь к красивому, утонченному мужчине в окне, который, конечно же, не слышал. – Хорошая женщина с хорошим мальчиком. А вы позаботьтесь о них. Я знаю, что вы так и сделаете.

Когда она наконец-то добралась до дому, запыхавшаяся и с болью в груди, Ричард, благодарение Богу, уже ушел.

Она приняла горячую ванну и улеглась, кашляя, в постель, зная: что бы ни случилось теперь, садик будет под присмотром. Крыльцо надо подкрасить. Завтра она сделает несколько звонков, кое о чем договорится. То, что потом, не имело значения.

Даже если то, что случится следом, будет гадостью: воспалением легких или азиатским гриппом. Даже если не удастся выкарабкаться на этот раз, это будет не важно. Все уже улажено или будет улажено к тому времени.

Сон наваливался как что-то тяжкое и всепоглощающее, похожее на утешение из уст смерти: обещание встречи с ее Мартином и долгого, давно заслуженного отдыха.

Глава 8 Арлин

Арлин заглянула к Тревору пожелать спокойной ночи сразу же, как м-р Сент-Клер уехал. Как раз вовремя, как по часам. Что вообще в этом человеке было такого, что всякий раз заставляло ее чувствовать, будто она на пароход опаздывает или что-то в этом роде. И почему ей никак не отделаться от мысли, будто он делает это нарочно?

Тревор, лежа в постели, делал домашнее задание.

– Должна на работу идти, милый. У тебя в телефоне номер цел?

– А то, мам.

– А телефон Лоретты?

– Наизусть помню. Знаешь, я не боюсь. Никогда не боюсь.