Заплати другому

– Ничего, что я вам домой звоню? Мне номер в справочной дали.

– Тревор, что-то случилось?

– Ага.

– У тебя неприятности какие-то? Мама твоя дома?

– Ничего такого. Я в порядке. Просто затея моя… как-то все нехорошо получается. Совсем. Стало куда хуже. Плохое кое-что случилось. Я могу с вами об этом поговорить?

– Разумеется, Тревор.

– Отлично. Вы где живете?

Этого Рубен не ожидал. Он опустил трубку и глянул вокруг.

– Тревор, может быть, мы встретимся где-нибудь, скажем, в парке? Или в библиотеке.

– Да ладно. Я на велосипеде доеду. Вы где живете?

Так что Рубен дал ему адрес: на Росита, сразу как съедешь с Сан-Анселмо, – а сам при этом думал: ведь не пятидесятые на дворе, когда общественное доверие было таково, что ученик мог ходить домой к учителю, не вызывая ни в чьей голове сумасбродных или ложных мыслей. Но он не успел обдумать это достаточно быстро или вполне основательно: Тревор уже положил трубку и был на пути к нему.

А поговорить и на крыльце можно.

Для пущей осторожности он позвонил матери Тревора, чей телефон нашел в справочнике, чтобы объяснить, где мальчик находится и почему. Дома ее не оказалось, а Рубен представления не имел, работает ли она по субботам, но оставил сообщение на автоответчик. На всякий случай.

Потом, глянув вниз, понял, что он все еще в трениках и небрит. Успел переодеться в чистые джинсы с белой рубашкой и побриться до того, как приехал Тревор. Много времени это не заняло. Бороду он отращивал только на правой стороне лица.

…

Тревор плашмя бросил велосипед на газон Рубена. Учитель понял, что прежде никогда не видел мальчика таким расстроенным. А тот поднялся на нижнюю ступеньку крыльца в шортах цвета хаки и футболке болельщика «49-х».

– Миссис Гринберг умерла.

– Соболезную, Тревор, – произнес Рубен, предлагая мальчику стоявший на крыльце стул. – Проходи, садись и расскажи мне о ней. Кем она была для тебя.

– Я включил ее в затею по заданию. Она была типа моим последним шансом. – Тут мальчик осекся, словно застыдившись, и опустился на предложенный стул. – Не так как-то сказал. Я не про то, что огорчен из-за своей затеи. Когда, говорю, она умерла и всякое такое. Это не так. Это и так, и так. Она, хочу сказать, по-настоящему собиралась заплатить другому. Она говорила. А потом умерла. Сегодня утром я приехал к ее домику. Я всегда относил газету прямо до двери. Но последние пару дней миссис Гринберг не было. Но она все время дома сидела. А сегодня еще и суббота, вот я и ждал. А потом почтальон пришел и сказал, что миссис Гринберг не брала письма из ящика уже три дня. В почте и ежемесячный чек лежал, что вовсе на нее не похоже, она их сразу же забирала. Тогда мы постучали к соседям, те вызвали ее сына, он приехал и открыл дверь. А она лежала в постели, просто как будто спала. Только она не спала. Она умерла.

Тревор умолк, переводя дыхание.

Для Рубена настала трудная минута. Трудная минута наступала всякий раз, когда от него требовались сочувствие и поддержка, требовалось выразить участие либо понимание. Не потому, что в нем не было ни того, ни другого. Загвоздка состояла в том, как передать бывшее у него внутри в душу кому-то другому.

– Сочувствую, Тревор. Представляю, как это было тяжело для тебя.

– Задание уже почти сдавать пора. Джерри в тюрьму посадили. Он даже не вышел к нам, когда мы его навестить приехали. И мама все еще думает, что папка вернется. Вся затея рухнула, мистер Сент-Клер.

– Что-то я не очень понял про имевшее отношение к твоей маме. – Наполовину-то он понял, но надеялся, что Тревор объяснит полнее.

– А-а. Ну-у. Это не важно. Но что мне делать?

Рубен покачал головой. Больно видеть, как из кого-то вышибается идеализм. Едва ли не так же больно, как когда теряешь собственный.

– По-моему, тебе надо будет просто сообщить, на что ты направил усилия. Я оцениваю именно усилия, а не результаты.

– Я хотел, чтобы были результаты.

– Мне это известно, Тревор.

Учитель не сводил глаз с пальцев мальчика, теребивших край обшлага на шортах.

– Мне не нужна была просто хорошая отметка. Я на самом деле хотел, чтобы мир стал лучше.

– Я понимаю. Это трудное задание. Боюсь, как раз это и составляет часть заключенного в нем урока. Все мы желаем изменить мир, и когда-нибудь нам надо уяснить, что сделать это труднее, чем мы думаем.

– Мне, по правде, очень жалко миссис Гринберг. Она была очень славная леди. Думаю, на самом деле не такая уж и старая. То есть вроде бы старая. Но не такая старая. Мы с ней много разговаривали.

Рубен, подняв взгляд, увидел, как у обочины остановился старый зеленый «Додж-Дарт» и из него вышла Арлин Маккинни. Увидев ее неожиданно, он почувствовал, как кольнуло болью и в без того болевшем месте. За немало лет именно она ближе всего подвела его к мысли о свидании с женщиной, она же свела на нет попытку любовного романа, хотя он и не намеревался стать его героем – да и она тоже. Настоящего свидания не получилось, зато теперь неловкость была весьма подлинной.