— Сожалею, Тревор.
— Ладно. Как хотите.
Внезапно лязгающий грохот прекратился. Непривычная тишина казалась странной и оглушала.
Тревор, не попрощавшись, вышел из машины. Снял свой велосипед и повез его, шагая пешком, через улицу. Рубен ожидал и провожал его взглядом, пока Тревор не закрыл за собой входную дверь. Тогда он запустил двигатель.
Проезжая мимо подъездной дорожки, слегка притормозил. Он не велел своей ноге надавить на педаль, но она так сделала.
Арлин стояла с битой на плече, тяжело дыша и обливаясь потом. Она подняла взгляд и тут же увидела его. Бита, упав, со стуком покатилась по дорожке.
Рубен вжал педаль газа в пол. Движок захлебнулся, потом набрал обороты. В зеркальце заднего вида он видел, как она стояла посредине улицы. Слышал, как выкрикивала его имя:
— Рубен! Рубен, подожди!
Он резко свернул за угол, хотя ехать прямо было бы ближе.
Позднее она рассказала мне, что пыталась окликнуть меня. Говорила, что после этого звонила мне каждый день, а я не отвечал. А я думал: «Откуда ей известно, что я был дома и не отвечал? Что я, не мог разве из дома выйти?» Никто никогда не считал меня человеком, который может просто выйти из дома. Ладно. Не сказал бы, что я много разгуливал в то время. Но и не сидел безвылазно дома, слушая, как неумолчно звонит телефон. Никогда этого не делал. И не понимаю, в частности, почему она думает, что я так поступал.
Может быть, это было тогда, когда мы не поладили с телефоном.
Рубен лежал на спине в постели, делая вид, будто смотрит одиннадцатичасовые новости. Кошка клубком свернулась у него на груди, отчего было трудновато дышать, но он не сгонял ее.
Зазвонил телефон, и, когда он потянулся за трубкой, кошка сошла на лапах с него на постель. Беря трубку, он уже знал, кто звонит. Даже «здравствуй» не сказал.
Держал трубку возле уха, будто от нее какая-то опасность исходила.
— Рубен, прошу тебя, не вешай трубку.
Он повесил трубку.
Когда звонок раздался снова, он снял трубку и положил ее на тумбочку у кровати. Встал и прошел в гостиную, только чтобы наверняка не слышать ничего, если что-то будет сказано.
Он пометался немного по комнате, только жуткое чувство возникало: голый и выставляется, пусть и невидимый никем в собственном доме. Вернулся обратно в спальню и увидел, что Мисс Лайза играет с трубкой. Он поднял ее и услышал голос говорившей что-то Арлин: нанизывающиеся друг на друга задыхающиеся предложения, ни одно из которых он не разобрал. Рубен рванул телефонный провод со стены и швырнул аппарат в окно спальни.
Он считал, что, возможно, почувствует от этого себя лучше: все равно, будто покореженный грузовик бейсбольной битой разнести. Увы, это принесло одно разочарование. В самом деле: теперь не просто жуткий голый мужчина стоит один-одинешенек в своей комнате, один-одинешенек в своей жизни, а при всем том у него еще и окно разбито. И теплый ветер на голом теле. И никакого телефона.
Должен бы знать, что он не из тех, кто легко выпускает чувства на волю.
Глава двадцать пятая.
Тревор ушел в гости к Джо с ночевкой. Арлин сидела дома одна и воображала себе, как бы проехалась мимо дома Рубена, будь у нее машина. Может, набралась бы смелости и даже в дверь к нему постучала. Если бы была у нее машина. А ее не было. И бесило Арлин то, что у нее не получалось. Только вот руки ныли и дрожали после последнего набега на остов того старого зверя, что валялся возле ее крыльца. Сколько еще способен каждый из них вынести? И, по правде, надо признать, что грузовик не повинен. О чем, черти веселые, она только думала, приписывая себя к владельцам того блестящего новенького чуда, когда продолжала ездить на жутком старом «додж-дарте»? Чего ж удивляться, что она так уверена была, будто Рики вернется домой — рано или поздно. Вот уж сделка влюбленных.
Потом она взбесилась еще больше, вспоминая, на каком диковинном гоночном чуде он ездит. Вручную снизу доверху собрана, вся хромом отделана, весь передок новый, и задний мост, и эти новехонькие чудища-шины. Да как посмел он уехать на таком чуде, предоставив ей платить за грузовик, который сам же и разбил?
У нее выдалась ночь, свободная от «Лэйзер Лаундж», а ей даже пойти некуда. Сил-то бить да крушить в руках больше нет, так что вся ее злость ей же боком и выйдет. Был один бар на Камино, до него два шага идти. Но ей не пристало вставать на эту дорожку, потому как она звонила Бонни домой.
— Что еще?
— Ты даешь, Бонни. Карой мне грозишь, если я не звоню, а потом, похоже, не рада, когда звоню.
— Я не сказала, что не рада. Просто жду, когда услышу, в какую беду ты теперь вляпалась.
— Ни в какую, если честно. Просто моя машина сдохла.
— Значит, теперь все мысли про «как бы выпить».
— Ага. Только не из-за этого.
Бонни примолкла, давая Арлин время, чтобы все одно к одному свести. Только, похоже, нынче это малость потруднее. Она бесилась на Рики. Точно. Бонни, наверное, скажет: «Тоже мне! Больно нужна ты ему — да и все остальные, с кем у него по жизни дорожки сходились».