Запомни, Грейнджер, трогать чужое чертовски опасно (СИ)

— Они пошли на ужин, — тихо сказала она, отворачиваясь. Ее подавленное состояние резко передалось Гермионе, которая осознала единственную мысль, что понятия не имеет, как выберется отсюда. — У вас, точнее у них с той Гамп были не очень хорошие отношения. Она вообще всех презирала и держалась обособленно, но почему-то именно с Беллой вы часто ссорились. А Меда ее чертовски любит, так что тоже попадала под раздачу, — Гермионе показалось, что она говорит больше для себя, стараясь не оставаться наедине с какими-то мыслями. — Ты попала не в самый лучший мир. Здесь права женщин почти что пустой звук, — она медленно повернулась к ней, обжигая пустым взглядом.

— Почему жаль?

— Ты теперь чистокровная волшебница. Скажу сразу, из близких только дед, который тебя на дух не переносит, и вы в каком-то дальнем родстве с министром магии, — она поморщилась, а потом презрительно выплюнула. — Антонином Долоховым, — Гермиона широко распахнула глаза, крепко впиваясь пальцами в одеяло, сжимая его и стараясь скрыть немой шок, перепутанный со страхом. — Но можешь не переживать, он, как и мой отец, лучший друг Тома Реддла. Вы, кстати, виделись. Он наш директор или серый кардинал, контролирующий политику. Точнее, старающийся сдерживать полукровок и магглорожденных, которые сейчас пытаются добиться превосходства в магическом мире. Будто раньше было плохо, — она замолчала, углубляясь в воспоминания, а потом вновь повернулась к побледневшей Гермионе, которая рвано дышала, пытаясь осознать поступившую информацию. — Ты в порядке?

— В моем мире, — она одной рукой схватила кисть Абигейл, притягивая ее к себе и так же тихо продолжая, оглядываясь по сторонам глазами, в которых плясали безумные искорки. — Он —главный злодей, а Долохов — его лучший боевик, убивший чуть ли не сотню людей, — она отпустила девушку, поднявшую на нее испуганный взгляд. Абигейл закашлялась, резко сдергивая с себя галстук. Ткань треснула и порвалась, а маленький зеленый клочок упал на пол. Гермиона чуть наклонила голову, разглядывая его.

— Неужели они настоящие монстры? — прошептала она, впиваясь пальцами в волосы.

— Самые кровожадные из всех Пожирателей. Точнее, есть еще один, точнее одна, — Гермиона закусила губу, медленно поднимая пустой взгляд на девушку, пристально заглядывающую в ее глаза. — Беллатрикс Лестрейндж.

Абигейл ничего не ответила, опустив голову и тихо вздохнув, смотря на зеленый клочок ткани на полу.

— Через две недели сочельник, — тихо заговорила она. — Отец не позволит остаться в школе. Как думаешь, я вернусь обратно? — она не подняла взгляд, не вздернула голову, но Гермиона почувствовала промелькнувшее в голосе отчаяние. Только вот почему она так загоняет себя?

— Они ведь сказали, что это миры-близнецы. Судьба тут может идти по-другому.

— Ты не совсем права, — она подняла голову, растирая ладонями щеки и улыбаясь. Но такая искренняя улыбка совершенно не может сочетаться с тем отчаянием, которое плещется в глазах. Гермиону поразило то, с какой быстротой та перестроилась, желая подарить ей поддержку. Забыла о своих проблемах ради нее, непонятно откуда взявшейся девушки. — До какого-то определенного момента наши миры шли бок о бок, а потом разошлись. Развилка, — она кивнула, тут же убрав волосы, упавшие на лицо. — И с каждой такой развилкой мы все дальше отдаляемся. Только проблема в том, что характеры одинаковые. Да, под гнетом ситуаций они могут измениться, но в большинстве своем, — она остановилась, закусывая губу и смотря на легонько колышащуюся ширму. — Мы будто копии тех, кто там. Безвольные марионетки, подстраивающиеся под обстоятельства, живущие в этом дерьмовом мире.

— Почему ты так говоришь про то, что тебя окружает?

— Потому что, Гермиона, все вокруг рушится. Ты поучаствовала в одной из рядовых дуэлей. Знаешь, это везение, что их было двое. В прошлом году в таком бою погиб мальчик. Пятикурсник. Его проткнули ножом, — она вдруг всхлипнула и замотала головой, пряча лицо в ладонях. Та доброжелательная улыбка рассыпалась сотней осколков. Гермиона резко выдохнула, поднимаясь и кладя руку ей на плечо. Она терпеть не могла, когда кто-то плакал только потому, что не могла помочь. Чувствовала себя слабой и черствой только потому, что не могла дать поддержку. — Это был мой младший брат. Понимаешь, Люциус Малфой никогда больше не увидит мир, не испытает первое чувство, не ощутит привкус настоящей жизни, — ее сильно трясло, но Абигейл не плакала. Ни единая слезинка не скатилась из ее глаз, но рваные всхлипы вырывались изо рта. Не осознавая почему, но Гермиона вдруг почувствовала тоже самое, когда Гарри или Рон были расстроены. Непонятное постанывающее чувство где-то под ребрами, требующее, чтобы печаль, заполнившая комнату, ушла.

***