Запомни меня такой… А это зависит от того… И этим всё сказано. Пришвартоваться в тихой гавани

Очередной бал, на который с такой тщательностью собиралась Эмите, пролетел не заметно, так и не приблизив девушку к предмету её обожания. Также как и на предыдущих балах, ей удалось станцевать с графом один парный танец и несколько раз пересечься при смене партнёров в массовых. И всеми этими достижениями она была обязана матушке Армеля, которая буквально выталкивала сына на танцевальную площадку.

И всё же Эмите чувствовала интерес к себе со стороны строптивого мужчины, тщательно скрываемый, он всё же присутствовал. Но почему же Армель не идёт дальше? Даже ни разу не попытался заговорить. Ничего, кроме банальных общих фраз, приличествующих случаю по этикету. Или у неё уже начались галлюцинации от сильного желания?

Армель же чувствовал воронку прошлой жизни, в которую его затягивало нахождение в Париже. Образ его милой, скромной Агнес потихоньку отдалялся и окутывался клочками тумана. Он понял, что она никогда не сможет стать полноценным членом этого яркого общества, а его готовность принять её образ жизни таяла на глазах. И ему всё труднее было бороться со своими желаниями, поэтому он старался избегать тех, кто сильнее всего подталкивал его к этой воронке, и в первую очередь – Эмите, пытаясь разобраться – кто она, эта девушка: ангел с колдовскими зелеными глазами или распутница с репутацией страстной любовницы, придирчиво выбирающая себе партнёров на короткий срок. И всё больше склонялся к последнему…

Дело было в том, что по дороге домой, Армель заглянул в гости к своей милой кормилице, чтобы удостовериться в её здравии и отсутствии какой-либо нужды, а также узнать о том, как поживает его младший молочный брат – Климент.

Нужды милая старушка не испытывала, а вот здоровье её, как физическое, так и, особенно, моральное, было подкошено смертью единственного сына, произошедшей 2 года назад.

Армель был поражен этим трагическим известием. Последние сведения о Клименте он получил 5 лет назад, когда уезжал на театр военных действий в Вест-Индию. Климент сам сообщил ему в письме о своем назначении настоятелем церкви в область Анжу и был полон радужных ожиданий и планов. И вот такая безвременная кончина.

Старушка тоже ничего не понимала и на все расспросы Армеля лишь смогла дать ему зачитанное до дыр и политое слезами последнее письмо от Климента, пришедшее незадолго до известия о его гибели. Неудивительно, что мать ничего не поняла из этого письма. Оно было написано как будто в горячечном бреду. Только последняя фраза его не оставляла сомнения в том, что Климент ушел из жизни добровольно: «Моя ненаглядная, любимая матушка, я знаю, только Ваше любящее сердце способно простить мне мой грех, прощение за который не вымолить мне ни у Бога, ни у людей, ни у себя самого». И еще, прочтя несколько раз письмо, Армель понял, что в деле замешана женщина «с колдовскими зелеными глазами». Только приехав в Париж, увидев Эмите и узнав, где расположено её имение, он сложил 2 и 2 и понял, о ком писал в своём письме Климент…

5

Большие надежды на сближение со своим мужчиной Эмите возлагала на очередное собрание её художественного салона, на которое матушка Армеля обещала прийти вместе с ним. Эмите хорошо продумала список гостей, составив его из самых интересных и высокоинтеллектуальных мужчин (исключив оттуда своих бывших любовников) и пожилых, весьма уважаемых дам (лишняя конкуренция в лице молодых дам ей была не нужна).

Эмите старалась быть доброй и внимательной хозяйкой для всех гостей, но особой заботой окружила матушку и сына де Гарне. Она с воодушевлением пела и аккомпанировала себе на клавесине, пытаясь словами баллад донести до любимого свои чувства. Постепенно от музыки беседа перекинулась на оперу. Обсуждали начало строительства постоянного здания Королевской оперы в Версале, задуманного Людовиком XV уже давно, но не осуществлённого из-за Семилетней войны. Кто-то из гостей, кажется герцог К, высказал мечту услышать в новом здании оперу Генделя «Юлий Цезарь в Египте», когда-то в юности потрясшую его воображение в Королевском театре Лондона. Затем разговор коснулся царицы Египта Клеопатры, её роли в истории и её любовных похождениях. Часть общества считала Клеопатру выдающейся политической фигурой, которая во главу угла своих поступков ставила интересы Египта. А другая же часть считала, что она вошла в историю только благодаря своим многочисленным любовникам. К этой части принадлежал и Армель. Эмите задели его слова о Клеопатре и она вступила в дискуссию со словами:

– Почему, если женщина следует голосу своего сердца и распоряжается своим телом по своему усмотрению, она тут же попадает в разряд падших женщин и подвергается осуждению, а мужчина, поступающий ровно также, превозносится как герой-любовник?

– Потому, что женщина в любовном акте получает и становится грязной, а мужчина отдаёт – и остаётся чистым, – ответил ей Армель.

– А, по-моему, если это акт любви, то оба отдают и получают в равной степени. Что же касается «грязного» и «чистого», то, насколько я знаю, неудобными болезнями болеют и мужчины, и женщины одинаково…