Запорожская вольница

«Добрая штука те овцы – и кожух, и свита, и губа сыта», – шутили запорожцы. Поэтической страницей степи издавна было овцеводство. Им с удовольствием и немалой выгодой занимались и запорожские казаки. У иного казака была не одна тысяча овец. Их выпасом занимались специальные пастухи – чабаны. Предводители овечьих отар, которые большую часть года проводили в степи под открытым небом, имели довольно живописный вид. Овечьи пастухи были одеты в грубые полотняные сорочки, пропитанные салом; на шароварах, заправленных в разбитые сапоги, выделялись кожаные заплатки. Талия чабана была перехвачена широким поясом, украшенным медными пуговицами и бляхами. С одной стороны болтался рог с дегтем и квачем, которым смазывали ранки животных, с другого – висели щипцы для выдергивания червяков из ран (загноившихся ран скота. – Примеч. ред.), футляр-ложечник. Через плечо была перекинута торба – гаман, в которой хранились дорожные вещи. Чабан опирался на длинную палку с закруглением на конце – герлигу. Это был и посох, и оружие, и поперечина для походных казанов, однако главное предназначение «герлиги» – придерживать за ноги некоторых слишком резвых баранов. Чабаны часто одаривали сечевиков подсоленным овечьим сыром – брынзой. Она долго хранилась, и ее удобно было брать с собой в походы.

Летом от зноя в степи еще можно было укрыться в какой-нибудь балочке, зимой же пастухам негде было спастись. «Вот это поднимется ветер и начнет рвать землю: рвет-рвет, сыплет-сыплет песком», – рассказывали очевидцы про так называемые «драные» зимы, когда северо-восточные ветры сметают все на своем пути, «обдирая» даже землю. Как выжить? Как выстоять? Часто оставалось одно: спасать себя и скот стремительным бегством к днепровским берегам. «Которые поспешали, то и в Луге зимовали, а которые не поспешали, то и в степи пропадали», – поется в одной думе.

В народе казацких пастухов, табунщиков, чабанов нередко почитали за характерников, ведающих не только великими тайнами степи, но и секретами человеческих душ. Множество легенд, таинственных, курьезных историй, скажем, об овечьих «ватагах» можно и сегодня услышать в степных селах. Об одном чабане рассказывали, что он однажды подслушал беседу двух каменных баб на кургане, другой своей «герлигой» зацепил какой-то стебелек, а под ним оказался клад, третий додумался заткнуть овечьей шерстью источник, что питал степную речку. Река обмелела – и в ней застряли вражеские корабли, которые преследовали казацкие «чайки». После победы над врагом чабан очистил родник, и река вновь стала полноводной.

Очистит зола, прополощет вода

Чем занимались запорожцы в свободное время? Как управлялись со своим хоть и не мудреным, однако требующим ухода вещевым хозяйством? Один исследователь казацкого быта писал о буднях сечевиков: «После завтрака каждый брался за свое дело: кто латал одежду или чинил сапог, а кто шел на Днепр стирать сорочку. А сорочка у казака была одна: выстирает ее в реке, обсушит на солнце и надевает опять». Что ж, казак и в походе, и у себя дома был и швец, и жнец, и на дуде игрец. Приходилось заниматься и сугубо женскими делами. Той же стиркой. Летом это было просто… Прямо в одежде бултыхнулся в речку или, не снимая сорочки и шаровар, прошелся вдоль бережка с бреднем – и уже будто в обновке. Поступали еще и так. Привязывали белье к веревке и бросали в стремнину. Свободный конец веревки прикрепляли к нависающей над водой ветке. Бурлящая между узкими берегами плавневых проток или кипящая в заборах и порогах вода за день добросовестно выстирывала казацкую одежку. Приходилось, правда, иногда и руками изрядно помять, потереть те же шаровары, или даже палкой поработать над ними. Недаром слово «прачка» означает, что белье не просто слегка трепали, кое-как полоскали, а именно «прали», то есть жали, давили, колотили вальками, прилагая значительные усилия. Такая стирка у казаков называлась сухоперками («сухоперкой» или «перепранкой» могла именоваться и старая рубаха, для стирки которой не требовалось особой тщательности).

Существует мнение, что запорожцы, много времени проводя в диких плавневых пущах, «ни одежды, ни рубах почти до сносу не переменяли, а мыть и совсем не знали». Однако это не совсем так. Обычай надевать перед боем, ответственной разведывательной операцией чистое белье имел и свое сугубо практическое значение. По запаху, исходящему от грязной одежды, враг мог учуять затаившегося в засаде следопыта-лугаря. Сорочка, как известно, была второй душой для запорожца. В его здоровом теле и крепкой одежде должен был сохраняться и «чистый дух», который не смог бы учуять ни зверь, ни человек.