Заповедь любви

– Тутолмин в свое время был самый завидный жених Петербурга: генерал, адъютант императора Александра III, красавец. О его храбрости ходили легенды. Они встретились с Шурочкой в Ялте, говорили о политике, литературе, истории. Генерал декламировал стихи, цитировал классиков. И однажды на балу сделал Шуре предложение. Шура была счастлива, но, вернувшись в Петербург, узнала, что императорский адъютант, до того как сделать предложение ей, уже обо всем договорился с ее отцом, генералом Домонтовичем. Разгневанная тем, что ей в этой истории отвели роль пешки, она в резких тонах отказала генералу. О предложении Тутолмина, равно как и о том, что ему отказали, быстро узнал весь Петербург. Шура сделалась знаменитой и даже удостоилась быть представленной императрице. Думаете, отец Шурочки из случившегося извлек какой-нибудь урок? Ничуть – он упорно не хотел видеть в дочери свободную, независимую личность, упорно отказывал ей в праве самостоятельно решать: с кем жить, кого любить, кому отказать. Уж вы извините, но таковы все мужчины.

– Дело не в мужчинах, – возразил я. – Таковы традиционные взаимоотношения родителей и детей. В основе их – опыт поколений и желание родителей помочь чадам устроить судьбу. Разумеется, делать все надо с любовью.

– Да уж такая любовь, что от объятий задыхаешься! – возвысила голос Татьяна Львовна. – А вы, я имею в виду мужчин, в ответ еще туже затягиваете петлю. Разве не так?

Я пожал плечами.

– Так и только так! Слушайте дальше. Генерал решил отохнуть в Тифлисе. Шурочка уезжать из столицы не хотела, но генерал настоял на своем. В Тифлисе она познакомилась с Владимиром Коллонтаем, своим троюродным братом. Молодые люди часами гуляли по городу, катались верхом на лошадях. Владимира угораздило влюбиться в Шурочку, и после отъезда Домонтовичей из Тифлиса, влекомый страстью, он отправился следом за ними в Петербург, где поступил в Военно-инженерную академию. Они снова виделись чуть ли не каждый день. И как вы думаете, что сделал отец Шуры, узнав о романе дочери?

Я снова пожал плечами: светские сплетни меня никогда не интересовали.

– Он вызвал к себе племянника и без обиняков заявил: «Вы для нее не пара!»

Владимиру отказали от дома. Шурочкину судьбу снова решали за ее спиной, как судьбу рабыни! Никаких нежных чувств к воздыхателю Шурочка не испытывала, но, чтобы доказать отцу свое право на независимость, она приняла предложение не любимого ею мужчины и вышла за него замуж. Сама накинула на себя петлю как знак протеста против деспотизма и насилия!

– Ее никто насильно под венец не толкал, – попытался я вступиться за незнакомого мне генерала Домонтовича. Но этим только сильней распалил свою собеседницу.

– Дух несвободы, дух крепостничества – вот чем пропитаны вы, мужчины! И если этого не поймете, вам никогда не удастся познать радость свободного союза со свободной, не закрепощённой женщиной! Слушайте дальше. Свадьба Александры и Владимира была омрачена инцидентом: за час до венчания Шура узнала, что ее учитель, 50-летний Владимир Острогорский, также влюбленный в нее и надеявшийся на взаимность, отравился угарным газом. В последний момент горе-самоубийцу удалось спасти, но он навсегда остался калекой. С первым вздыхателем Александры, Ванечкой, сыном генерала Драгомирова, дело вышло похуже – тот застрелился из отцовского пистолета. Покончил с собой назло Шуре, из-за того, что та отказала ему во взаимности. Это же надо, какое самомнение, какие у мужчин претензии – никому нельзя им отказать! Отцы хотят, чтобы дочери подчинялась родительской воле, кавалеры требуют от дам, по примеру Авроры Дюдеваль, не отказывать в «стакане воды»⁷⁴. Никто не желает…

– Зачем вы все это рассказываете? – перебил я словоохотливую защитницу эмансипации.

– Затем, чтобы вы поняли нас, поняли, что женщины, и ваша Алиса в том числе, такие же свободные личности, как и вы, мужчины. Согласны?

Я промолчал. Трудно поддерживать светский разговор, когда в голове царит круговорот мыслей об Алисе, а сердце разрывается на части от предчувствия неизбежной разлуки и возможного окончательного разрыва отношений.

– Я вас понимаю, – по-своему истолковав мое молчание, с горькой усмешкой на губах произнесла Татьяна Львовна. – Трудно отказываться от стереотипов, привилегий. Поймите наконец и вы, что союз свободных и равных людей неизмеримо более сладок и одухотворен, чем союз рабыни и хозяина.

Я молчал. Она тронула меня за руку, пытаясь вернуть в русло беседы. Но у меня не было сил отвечать ей.