Заповедь

— Как же ты оттуда выполз? — всерьез заинтересовался Чубов.

— Мужики помогли, — ответил горец и пояснил: — Народ за нас.

Полковник бросил папиросу, нервно повел плечом:

— Посулами мужика заманиваете. А что дали ему? Голод да холод, — он еще раз окинул взглядом Мурата, насмешливо спросил: — В лаптях ходишь?.. Со мной иди, Мурат, и их веди, — кивнул Чубов на бойцов.

— Нет, — покачал головой горец. — Нам с тобой к одному полю идти, но разными дорожками.

— Ты, Мурат, еще тогда ошибся, когда полк взбунтовал.

— Помню, — кивнул головой горец.

— Не послушался меня, — упрекнул полковник. — И сейчас ошибку делаешь...

К Чубову подошел усатый немецкий офицер, тихо предупредил:

— Этот нет. Две попытки к бегству. Он весь красный...

— Упрямый ты, Мурат, — вздохнул полковник. — А жаль. Помнишь, как я тебе крест вручал?

Отодвинув Чубова с пути, Мурат шагнул к коменданту и, путая русские, английские и немецкие слова, горячо заговорил:

— В твоей тюрьме сидишь — телу тесно, а голове просторно: думаешь много. Спрашиваешь себя: почему, если к Врангелю, то пожалуйста! А если мы хотим к своим — то кукиш! Почему эти два немца, твои солдаты, — кивнул он на конвойных, — вчера, когда я бежал, поймали меня и били? А Чубову помогают набирать солдат! Почему? Почему? Сколько законов на свете, а все против нас, бедняков! — развел в недоумении руками Мурат.

... Ночью проснулся Мурат от свистящего шепота. На кровати Николая сидели двое и беседовали в темноте.

— Начальник лагеря не должен был отдать зольдат генерал Врангель, — доносился до горца голос с резким акцентом, и он узнал его владельца — рыжего немца-караульного. — Это есть нарушений. Это есть вмешательство во внутренний дело вашей страны! Наш фракций «Спартак» давать протест начальник лагеря. Говорить ему, чтобы вас тоже отпустить. Он грозить нам. Теперь мы организовать ваш побег. Вам надо бить готов!

— Теперь убедились, что ваше начальство братается с Врангелем? А мне не верили, — упрекнул немца Николай.

— Яволь, яволь, — горцу показалось, что он видит, как немец закивал головой. — Только четыре человека. Четыре человека! Больше — нет, — предупредил немец. — Потом, может, еще. Сейчас — четыре! Больше нет...

Караульный выскользнул из камеры. Николай склонился над Муратом, слегка потормошил его за плечо...

... Мгла поглотила дальний берег реки. Над водяной гладью изредка взмывали ракеты и, пробивая туман, освещали реку и берег. Сопровождавший беглецов рыжий немец, нещадно коверкая слова, сказал, всунув голову в кусты, где притаились они:

— Ви пробираться на тот берег, вон к тот дерево... Там вас встречать железнодорожник. Он вас отправлять... Нет, еще не Россия. Ми не найти краткий путь. Ми находить дальний путь. Но верный! Железнодорожник вас переправить Швеция. Шведы вас передать финнам...

— А те уже к русским? — попытался догадаться Андрей.

— Найн, — извиняющимся тоном произнес немец. — Там граница не пройти. Строго там. Финны вас опять морем передать литовцам. Потом Латвия, Эстония — фот ви дома! — обрадовался немец и поднял палец. — Если фее будет хорошо!.. Слушать сигнал!

Над рекой взмыла, ослепив беглецов, очередная ракета. Осколки ее упали в воду. Немец скомандовал:

— Бистро! Ф лодка! — пока они усаживались в лодку, он торопливо произнес: — Они убить Розу Люксембург и Карла Либкнехта. Но им не убить наша любовь, — и когда лодка скользнула от берега, прошептал. — Ауфвидерзейн!

— Прощай, брат! — шепнул ему в ответ Мурат.

— Я есть товарищ! — не понял его немец. — Товарищ! — гордо неслось им вслед...

Глава 22

Горы точно припасли свою красоту к приезду Мурата. Сотканные из небесной синевы, сверкая белоснежными вершинами, они выстроились в шеренгу, приветствуя возвращающегося на родину блудного сына... Да, да, Мурат чувствовал себя блудным сыном. Он годы ждал этого часа, и как тут было не разволноваться?! Мурат редко шлепает коня, но тут нетерпеливо огрел его плетью, и тот, возмущенный, поскакал по дороге, ведущей к поднебесью...

Конечно же, Мурат принарядился, правда, черная бурка продырявлена в нескольких местах пулями да ухо белого коня отхвачено наполовину шашкой длинночубого махновца, но черкеска и рубашка пошиты полковым евреем-портным, сапоги новенькие, выменены на золотой портсигар... Скорее! Скорее!.. Мурат знал, что перво-наперво сделает: направится к пещере и — пусть аульчане говорят, что им взбредет в голову! — посадит на коня Зарему и Тамурика и отвезет в хадзар Гагаевых... Так он сделает, так! На радость кликушам и болтунам. В конце концов, он любит ее и верит, что даст ей счастье, которого — видит Бог! — она достойна...

Конь нес вперед. Мурат узнавал камни, деревья, повороты... Сердце радостно сжималось в предчувствии минут, когда он обнимет мать, отца, братьев, когда увидит Зарему!..

Мурат объезжал верхней дорогой Хохкау, когда до него донесся глухой гул, который шел снизу, от реки. Всадник осадил коня, приблизился к краю обрыва.