Заповедь

Они молчали. Они не смотрели на меня. Неужто негодовали за то, что я посмел нарушить их покой и самоудовлетворенность? Они жили в полной уверенности, что отдали свой долг людям, считали себя праведниками и носителями лучших нравственных черт народа, а воскрес я, нахально влез им в душу и черню все то, чему они поклонялись?! Я хотел крикнуть им, что это не так: я не судья им. Я сам подсудимый! Но увидел в их лицах и укор, и недоумение, и даже... презрение?! Не считают ли они меня убийцей?!

Когда-то мне пришлось присутствовать на операции. Крупный осколок снаряда попал партизану в грудь. Операцию проводили срочно, ночью, посреди леса, при керосиновых лампах. Две из них приказали держать мне, да так, чтоб хорошо освещалась рана. При взгляде на грудь я пошатнулся. Не от крови — ее за годы войны я повидал много, к ее тошнотворному запаху притерпелся. Пронзил меня вид обнаженного сердца. Оно билось трепетно, с лихорадочностью. Когда же оно, судорожно вздрогнув, дало первый сбой, это было невыносимо и тягостно... И опять сердце напрягалось. Но с каждым мгновением силы его истощались: все труднее было набирать привычный ритм. Паузы становились длительнее. И вот сердце несколько раз сжалось и вдруг разом... замерло... Хирург долго, очень долго боролся за жизнь солдата, но не мог больше помочь ему, выпрямился и сорвал с себя марлевую повязку...

Кто и в чем мог упрекнуть партизанского врача? Не он ли в тяжелейших условиях поспешного — под напором карателей — отхода отряда, рискуя демаскировать себя, решился на операцию, желая спасти раненого? Но, понимая, что врач не виноват, я тем не менее не был в состоянии посмотреть ему в глаза.

Сейчас не оказался ли я в той ситуации, в какой был партизанский врач?

Как ни тяжело было чувствовать отчуждение однополчан, я вдруг явственно ощутил, что давно должен был поведать им о том, как погиб Юра. Я не имел права утаивать от них того, что случилось тогда.

Вот и Таня подняла голову, смело посмотрела мне в глаза. И ты поняла, что к чему? Да, да, это счастье, что вы с Сосланом встретились. И вам нельзя, никак нельзя быть друг без друга. И вы никогда, никогда не расстанетесь! И ты теперь знаешь, Таня, что для этого надо: почаще спрашивать себя, строишь ли ты свою судьбу так, чтобы не было стыдно перед теми, кому мы обязаны счастьем жить на этой земле... Ты сделала для себя этот вывод. Будь счастлива! Пожалуйста, будь счастлива...

Я еще раз обвел всех тяжелым взглядом... Все... Больше мне здесь делать нечего. Надо уходить.

Я повернулся и медленно направился к двери. Никто не смотрел мне вслед, но каждый слышал, как жалобно застонали под моими каблуками дощатые ступеньки лесенки, и все вместе вздрогнули, когда щелкнул засов калитки.

Они сидели молча, не глядя друг на друга, низко опустив головы. Их ошеломил мой жестокий рассказ. Картина смерти Юры стояла перед их глазами.

— Что же это мы? — чуть не плача спросила Лена, обведя всех беспомощным взглядом. — Или очерствели душой? Понимаем же, что у него творится там, в груди...

— Разум говорит одно, но сердцу... больно! Больно! — застонал Крючков.

— Все не так, — тихо подал голос Корытин. — Все не так... Что-то... вползло в нас помимо воли...

И тут шумно вскочил с места Казбек Рубиев, резко, как бывало в отряде, рубанул рукой воздух и заревел на всю округу, приказав Сослану и Тане:

— Догнать его! Он не мог уйти далеко!..

СЛОВАРЬ

Абрек (абырæг) — разбойник.

Агас цаут (æгас цæут) — приветственная фраза: «Здравствуйте».

Арака (арахъхъ) — самогон. Согласно преданиям, изготавливать араку осетин научили черти. По этому поводу легенда гласит: поручил как-то Хуыцау своим небожителям изготовить напитки. Одни приготовили пиво, другие — вино, «грозовое» божество Уацилла — ронг. Черти на свой страх и риск (так как Бог не поручал им этого) изготовили араку. Испив этот напиток, Бог назвал его лучшим после ронга. Обрадованные столь высокой оценкой своего напитка, черти быстро научили осетин его готовить.

Арвадалта (æрвадæлтæ) — родственники, являющиеся членами разных фамилий, но ведущие свое происхождение от одного общего отдаленного предка. Отношения между фамилиями-арвадалта были менее тесными, чем внутри единой фамилии (мыггаг). Члены братства несли по отношению друг к другу определенные обязанности: оказывали друг другу материальную помощь в случае смерти родственника, принимали участие в семейных праздниках, собирались на общие праздники.

Арчита (æрчъитæ) — обувь из сыромятной кожи с ремешковым переплетом и пучком мягкой шелковистой травы вместо чулок (носков).

Гяур (джауыр) — иноверец, проклятый.

Джеоргуба (Джеоргуыба) — праздник в честь Уастырджи, устраиваемый по окончании сельскохозяйственных работ. Приходится на вторую половину ноября и продолжается целую неделю. Отличительной чертой праздника являются многочисленные жертвоприношения — общесельские, внутрисемейные, внутриродовые (внутрифамильные).

Дзабырта (дзабыртæ) — чувяки.