Заповеди. Путь жизни

Ближайший смысл второй заповеди сводится к запрету статуй и изображений того, что «на небе вверху», «на земле внизу» и «в воде под землей». Сторонники буквализма при этом полагают, что речь идет обо всех и всяких изображениях вообще. Тут можно вспомнить прежде всего иудеев и мусульман: ни те, ни другие не допускают соответственно в синагогах и мечетях никаких изображений, будь то картины, скульптуры или стенные росписи, причем если в истории иудаизма примеры последних все же встречаются, хотя и не часто, то история ислама, кажется, не знает ничего подобного – на стенах мечетей можно увидеть лишь стилизованную вязь. И все же от буквализма в интерпретации второй заповеди вернее было бы отказаться, ведь тогда ее нарушителями придется считать как создателей Скинии, так и строителей Иерусалимского храма – и там, и там были изображения и изваяния, притом в немалом количестве. Речь во второй заповеди идет, очевидно, не о всяких изображениях и статуях, а об изображениях и статуях священных, об изваяниях и об изображениях языческих богов, которыми был полон языческий мир. При этом важно помнить, что речь идет не о тех человекоподобных изображениях и изваяниях, которые мы знаем по истории греческого или римского искусства: человекоподобными богов даже в Греции стали изображать лишь во времена античности, а прежде и там, и в других странах они были похожи на что угодно, но только не на человека. Что касается Единого, то Его никто никогда и не пытался изображать, исключение составляли некоторые попытки, предпринимавшиеся самими евреями, вроде пресловутого золотого тельца. Даже и в этих случаях, впрочем, речь обычно шла об изображениях символических, проблема, однако, заключалась в том, что употребляемые символы имели собственное смысловое наполнение, которое легко переносили на Яхве, тем самым фактически низводя Его до уровня человеческого понимания и человеческих же образов. Реальное Откровение и живое богообщение подменялось человеческими представлениями, которым люди начинали поклоняться вместо Бога. Именно в этом и заключается суть нарушения второй заповеди: созданные человеком образы того, что сам он называет Богом, подменяют живого Бога, и человек начинает поклоняться вместо Бога Его изображению.

Такая подмена не проходит даром, в частности, и тогда, когда речь идет не об отдельном человеке, а о целом народе. Комментарий ко второй заповеди упоминает о наказании до третьего и четвертого поколений нарушителям заповедей и о милосердии до тысячи поколений тем, кто их соблюдает. Это может показаться несколько странным, ведь уже Иезекииль говорил о том, что каждый умирает за свой грех и дети не отвечают за грехи отцов. Существует, однако, и то, что можно было бы назвать социальной и психологической инерцией, особенно когда дело касается достаточно больших сообществ или целых народов. Коллективной праведности не бывает, а вот коллективный грех вполне возможен. Праведность неотделима от отношений человека с Богом, которые всегда являются глубоко личными и глубоко личностными, даже в общине (если, конечно, это именно община, а не религиозный коллектив) у каждого из ее членов отношения с Богом свои, коллективными они не становятся никогда. Грех же отношений с Богом не требует, и даже совсем наоборот: чем этих отношений меньше, тем больше места для греха. Тут нередко бывает достаточно простого отказа от того духовного усилия, которое требуется для устойчивых отношений с Богом, а такой отказ вполне может быть и коллективным. Учитывая же, что грех обладает в падшем мире собственной инерцией, обычно входя у грешника в привычку, не приходится удивляться, что он оказывается куда устойчивее, становясь коллективным: мультипликативный эффект оказывает свое воздействие. Так и выходит, что последствия греха, особенно массового, совершенного целым народом, распространяются на несколько последующих поколений. Однако и Бог тоже использует этот механизм настолько, насколько его вообще возможно использовать для того, чтобы удержать человека от греха, – оттого-то соблюдающим заповедь и обещана милость до тысячи поколений.