Заповедная Россия. Прогулки по русскому лесу XIX века

Это замечательный и загадочный финал – Егор смотрит куда-то вдаль. Неясно, смотрит ли он на что-то конкретное или просто вперился взглядом в нечто перед собой. Тургеневу нравилась такая манера смотреть, как и подобные иносказательные и уклончивые концовки. Его третий роман «Накануне», опубликованный в 1859 году, завершается эпизодом, включающим как героику (русская женщина отправляется в неизведанное, чтобы завершить начатое ее покойным супругом-болгарином, борцом за свободу), так и персонажа, глядящего в неопределенную даль: «Увар Иванович поиграл перстами и устремил в отдаление свой загадочный взор» [Тургенев 1960-1968а, 8:167]. Вопрос здесь – а в ритме повествования также отражены сомнения автора относительно будущего России – в том, пришло ли время для подвигов, или же дух инерции и созерцание неопределенной дали так никуда и не денутся[40]. Рассказ «Певцы» заканчивается похожим афористичным воззванием и противопоставлением: бескрайнее богатство таланта и эмоций, показанное в конкурсе певцов, составляющем основу рассказа, оставлено позади, и мы слушаем одинокий голос в бескрайнем пейзаже, когда мальчишку зовут домой, чтобы высечь [O’Bell 2004: 280, 286].

Взгляд Егора погружает нас в подобное неопределенное будущее, но мы также отмечаем, что он смотрит назад, на поля: поля вокруг Святого – это, наверное, поля, которые символизируют сельское хозяйство, поселение, семью, труд, а учитывая околевшую корову – маячащий впереди голод[41]. Мы возвращаемся из лирического космоса откровений охотника в историю жизни мужика. Концовка отбрасывает размышления рассказчика обратно, к сложностям социального устройства. Словно бы рассказчика, лишь мгновения спустя после его чудесного озарения, подвергают проверке: раз закон природы гласит, что обиженный не должен жаловаться, то Егор, по логике, воплощает этот закон своим смирением. Его молчание – это своего рода покорность «закону природы».

Иными словами, Егор – подвижник смирения, одной из добродетелей, которые славянофилы приписывали русскому крестьянству. Тургеневское же отношение к такой безответности было двояким: героиня «Дворянского гнезда», опубликованного почти двумя годами позже «Поездки в Полесье», считается самым славянофильским персонажем Тургенева; хотя автор явно симпатизирует Лизе, одержимой одновременно сохранением веры и возвышенным духом русской природы, по сюжету героям отказывают в столь желанном счастливом финале. В середине романа герой смотрит на окружающий мир со знакомым нам полным бесстрастием, уже виденным в финальном озарении «Поездки в Полесье»: Лаврецкий «погрузился в какое-то мирное оцепенение, из которого не выходил целый день… Он сидел под окном, не шевелился и словно прислушивался к теченью тихой жизни, которая его окружала, к редким звукам деревенской глуши» [Тургенев 1960-1968а, 7: 189]. Эта полнота природы в сюжете не обретает себе аналога: из пассивного единения с миром природы героя вырывают его жизненные невзгоды и дела. Этическая и политическая оценка смирения также находится в центре рассказа «Постоялый двор», напечатанного в 1855 году. Рассказ трактует смирение с тонкой, но убийственной иронией. Аким, главный герой, – трудолюбивый крепостной, организовавший небольшое прибыльное дело – постоялый двор; различные персонажи спекулируют псевдорелигиозным понятием смирения для оправдания классовых различий, отбирая у Акима его постоялый двор, как только выясняется, что земля (как и сам Аким) изначально принадлежала помещице. В обоих произведениях Тургенев исследует и в итоге развенчивает мнимые добродетели покорности и безответности перед ударами судьбы. И речь не о ценности и благодати созерцательного диалога с миром природы как таковых – они являются неотъемлемой частью творчества Тургенева и его взаимодействия с миром. Созерцание мира природы может подарить ощущение полного и спасительного покоя. Речь тут о том, как читатель и персонажи переходят от эстетического (безмятежного внимания к изумрудноголовой мухе или буйству летнего дня на природе в «Дворянском гнезде») к моральному: «природа» ли устанавливает людям порядок для жизни? Должны ли мы руководствоваться законом сохранения сил? Должен ли Егор молчать и не жаловаться?