Заповедник архонтов

Огуст, по-видимому, смирился и до предела удлинил поводок. Следом все попадали на колени, уставились в доски. Никто не смел поднять голову. Вид ужасного испытания никому из губошлепов не мог доставить удовольствия — это я понял сразу. Даже Туути, призывавший смириться, унять строптивость, отвернулся. Я глянул в сторону океана. Гладь была ровная. В нескольких десятках метрах от «Калликуса» на мгновение мелькнул треугольный плавник местной акулы. Она так и тянулась за кораблем со дня отплытия. Я невольно потянулся к правой ноге, где бы упрятан бластер — решил разогнать эту свору, как только старцы дадут команду начать экзекуцию. Сначала залп поверх голов. Затем хватаю Дуэрни — и в воду. Что дальше, не важно. Осторожно почесал голень.

Дуэрни тонко вскрикнула, вырвалась из рук стражников и вскочила на ограждение борта.

Все оцепенели. Старцы вскинули руки, затем бросились в объятья друг друга. Так и застыли.

Дуэрни на мгновение замерла на брусе, покрывавшем фальшборт, натянула поводок, затем резко дернула за него. Огуст сумел удержать конец, однако его длины было достаточно, чтобы…

Я едва успел вскрикнуть.

— Назад!..

На мгновение Дуэрни обернулась — ее лицо мучительно исказилось. В этой гримасе было все: любовь, ужас, строптивость, боль Она как бы попрощалась со всеми нами, затем развела руки и спрыгнула за борт.

Все, кто был на палубе, бросились ограждению. Старцы как-то странно и гортанно вскрикнули, стражники тут же поволокли их кресла к борту. Хваат вдруг схватился за голову и осел на палубу.

Дуэрни барахталась возле борта. Плавать она не умела, воды боялась до ужаса. Стоило ей глотнуть воды, как она бы тут же пошла ко дну. Вдруг ее испуганное лицо просияло, она чуть подсвплыла и оказалась на поверхности воды. Развела руки и звонко рассмеялась. Раз переступила с ноги на ногу, затем чуть приподняла подол платья и сделала шаг. Легко перебирая ногами, побежала по волнам. Далеко отбежать не смогла, поводок натянулся, и она, изогнувшись, застыла в нелепой и восторженной позе. Тут же Огуст и Этта, как по команде бросились за ней. Чиновник, оказавшись в воде, забил руками, следом, неожиданно, опершись обо что-то твердое, вкарабкался на незримо расстилавшуюся под ногами твердь. Покачнулся — весь мокрый, с всклоченными волосами, — выпрямился во весь рост, обернулся, пригладил волосы и осторожно шагнул в сторону пытавшейся освободиться от поводка Дуэрни. Этта, добежавший до беглянки, одной рукой поддерживал ее за локоть, другой помогал снять ошейник. Тут и Огуст подоспел.

Некоторое время они стояли втроем на поверхности моря, волны лениво терлись об их ноги. Я бросил взгляд на старцев. Те, не размыкая объятий, вскочили из кресел — на их лицах ясно обозначились ужас и мучительное страдание. Они растерянно рассматривали разноцветный ошейник, плавающий на воде. Дуэрни обернулась, невольно сделала шаг назад, потом повернулась и в сопровождении Огуста и Этты побрела к «Калликусу». С их помощью взобралась на борт и, потупив очи, протянула вперед руки. Они были настолько тонки и нежны, что браслеты, которые капитан защелкнул на ее запястьях, тут же соскользнули.

Хваат громко крикнул, чтобы принесли другие. Один из матросов бросился вниз и скоро появился с кучей цепей. Все, кто был на палубе, начали подходить к матросу и протягивать руки. Тот умело, не поднимая глаз на товарищей, принялся надевать наручники. Цепь, соединявшая браслеты, была достаточно длинна, чтобы руки имели почти полную свободу. Последним матрос заключил в железо себя. После чего сразу погрустневший Огуст принес новый ошейник для Дуэрни, более широкий и более тесный.

Наступила тишина, в которой с особой ясной угрозой прозвучал голос Ин-ту.

— Видишь, знахарь, что наделали с добрыми губошлепами твои сказки? До чего довели их твои сны!

Глава 5

На следующий день, поздним вечером впередсмотрящий на марсовой площадке неожиданно истошно завопил:

— Дьори! Впереди Дьори!

Капитан Хваат поднял малый рожок. Звонкие трели полетели над спокойной водной гладью. Все высыпали на палубу.

Скоро вдали, над полосой закатного марева, освещенные боковым светом убегавшего Тавриса, ясно обозначились две бледно-жемчужные, остроконечные вершины. Тоот назвал их Лераад и Фрекки. Заснеженные их острия были обломаны, ограждены грудой зубцов и более походили на призрачные развалины небесного замка. За Фрекки круто выгибался скошенный вправо купол самой высокой, по словам того же Тоота, горы на планете Рииха Борсалос. Подале, слева от Лераада, четко рисовался конус вулкана, иссеченный зелеными и густо-пурпурными полосами. Его называли Стильмачез.

Понизу очертания склонов таяли в закатной, пронизанной перебором разнообразных цветов, непрозрачной дымке.

Казалось, местный Асгард величаво нависает над потемневшими первобытными водами. Безграничной мощью и печалью веяло от этих вершин — забытого пристанища прежних богов.

Где они?

Когда сгинули?