В каких сражениях растратили вечную молодость и шагнули за порог судьбы? Каков был их последний час? Вспомнили ли, вступая на погребальный костер, об укрытом в немереных далях небесном острове, о Валгалле и богатырских пирах, задаваемых под сенью исполинского дуба. О необузданных замыслах, которым они предавались в Стране двух солнц? О сотворенных двуногих тварях, лишенных снов и обреченных на вечное рабство? Дошло ли до них, что безгласные разумные робы, словно трава из-под асфальта, выкарабкались из ртутных шахт, бежали в степь, на горы, в пустоши? Испытали ли раскаяние за попытку потрясти мир или, упившись кровью, в последний свой миг, жалели лишь о том, что не хватило сил закрутить звездное колесо в обратную сторону? Угости их судьба живой водой — и вновь заполыхал бы горн в жерле исполинского Стимальчеза, вспыхнул бы зловещий свет под куполом Риихи Борсалоса, а на Лерааде и Фрекки затрепетали объявлявшие войну флаги?…
Ничего этого я не знал, но в тот вечер — как мне казалось, последний, проведенный на свободе, пусть даже с кандалами на запястьях — я рассказал наследникам выживших поселян о гибели могучих небожителей, когда-то обитавших в чертогах Асгарда. Я повел рукой в сторону вершин, заметно поблекших в подступавших сумерках.
— Были они великаны и обладали неодолимой силой…
— Что значит великаны? Повыше среднего поселянина? На сколько выше?.. — поинтересовался Огуст и прищурился.
— Ростом они были с фруктовую пальму…
— Потрясающе! — откликнулся чиновник и принялся иронически почесываться.
— Хватит, а-а?! — возмутился страж Туути. — Не любо не слушай, а другим не мешай!
Ин-ту и Ин-се одновременно, как по команде, повернулись в его сторону и удивленно глянули на бородатого охранника. Тот вытянулся по стойке смирно.
Наступила тишина, и я продолжил рассказ о небывалых зимах, три сезона подряд неотвратимо вымораживавших все материки Хорда, о прикрывшихся густой завесью облаков солнцах, о часто меняющемся свете, на который все более и более скупым становился беспредельно вспухший Даурис. Но небожители этого не замечали: они продолжали сражаться за золото, ртуть и кобальт, которыми хотели владеть безраздельно. Они не желали делиться со своими братьями, пришедшими со звезд и принесшими пальмовую ветвь с предложением мира. Они позабыли о ковчеге, перестали приносить к его стопам драгоценные металлы, чудесные предметы, которые изготавливали для них поселяне на Хорде, удивительные смазки для трущихся частей и редкие приправы, придающие вкус жизни любой пище. Они забыли о бесконечной милости ковчега, его спасительной длани, простертой над миром…
Краем глаза я заметил, как Ин-се оцепенел в кресле. Скрюченные, высохшие пальчики, обхватившие подлокотники, побелели. Коготочки впились в черное дерево. Он сидел не шевелясь. Напротив, Ин-ту дернулся, попытался было вскочить, но я, не прерывая речи, могучим, сжатым в кулак, ментальным ударом вновь усадил его на место. Тот, опрокинувшись на спину и потеряв дар речи, сразу принялся чесаться.
— Вижу, как к исходу третьего сезона падают оковы с огня, бушующего в чреве Дауриса. Пламя вырывается наружу, оно полно злобы. Вскипают океаны на Хорде, до дна высыхают реки, трещит кора, в бездну погружаются горы.
В пылающую бездну рушатся горы… Опускается небесный свод.
Бездонная тьма открывает глаза, простирает над миром свое покрывало…
Где же ковчег, где спасение? С кем сражается он в минуты крушения мира? Где странствует, кого оберегает?..
Вот он, священный сосуд! Вот он, цветок лотоса!.. Кроток его взгляд, успокаивающий взбесившийся Даурис! Нежны ладони, в которых лелеет он Хорд, возлюбленное свое творение! Его слово усмиряет огненные реки, почесыванием он разгоняет бури, дыханием согревает поселян, возвращает их к жизни. Тончайшим покрывалом укрывает своих детей от разбушевавшихся стихий. И Даурис покоряется, опускается на колени и, взывая о милости, страстно чешется в паху и промежности. Замыкает светило чрево свое, гасит огонь. Слабеет жар, и Хорд вновь обретает воды, твердь и свежий ветер, от которого легко дышится каждой твари.
Сказал напоследок священный ковчег напутственное слово: «Плодитесь и размножайтесь. Знайте, настанет час, и я уйду от вас. Будьте готовы узреть меня на небе, проститься со мной. Смелее глядите вверх, изучайте тайнопись созвездий, измерьте расстояние до центра звездного колеса. Там мое пристанище. Вы же приступайте к созиданию нового ковчега, в нем каждому должно найтись место. Те же, кто возомнил себя наследниками небожителей, кто мечтает отправиться на новые земли, и там попытаться возвести мрачный Асгард, город богов — тем проклятье! В награду и назиданье, как напоминание о чудесном спасении, священный сосуд оставил нам исполненный живости Таврис».
Ин-се напряг силы, пытаясь приподняться, прекратить недозволенные речи.
— Сидеть! — прикрикнул я на него.
Тот рухнул на кресло.