Заповедник для академиков

– Я был прав, – сказал Андрей. – По крайней мере мы живы. И сыты.

Он с удовольствием принялся за картошку – он так соскучился по хорошей жареной картошке!

– И я, пока летела сюда, пока жила здесь, поняла, что ты прав. Но я не могу сама голыми руками расправиться с Яном, и всеми его палачами, и с Матей Шавло, который построил город, и сделал бомбу, и отлично знал притом, что люди погибают на строительстве и будут погибать всегда, пока она существует. И есть люди, ты знаешь, которые хоть и умерли, но ждут моей мести.

Альбина говорила так тихо и почти робко, словно просила прощения за столь решительные мысли. Но за этой робостью Андрей видел лишь непреклонную решимость человека, которому себя уже не жалко.

– Может быть, мне повезло, – сказала она. – И ты был прав…

Она тоже выпила коньяка, не морщась, как воду, равнодушно. Андрей понял, что за пределами своей миссии, своей мании Альбина пуста, почти пуста и равнодушна… И это подтвердилось буквально через несколько минут.

– Простите, госпожа, – сказал голос из репродуктора.

В дверь постучали. Вошел морской офицер.

– Фрейлейн Альбина, – сказал он, – простите, что я прерываю вашу беседу. Но вас просят к телефону – в кабинете.

Альбина кинула взгляд на часы.

– Подожди меня, – сказала она.

Пока Альбины не было – она отсутствовала минут десять, – Андрей управился с ростбифом и картошкой. Ему любопытно было бы поглядеть, как живет его солагерница, но он понимал, что находится под наблюдением, и потому предпочел остаться на диване и выпить еще рюмку коньяка. Теперь ему было приятно, сытно и даже клонило ко сну.

Альбина вошла в комнату, улыбнулась с порога улыбкой старшей сестры.

– Андрюша, – сказала она, – к сожалению, мне придется сегодня с тобой расстаться. Мне надо ехать.

– Опять допросы? – спросил Андрей. – Меня уже оставили в покое. Видно, от каменщика ничего больше не добьешься.

– Какие допросы? – удивилась Альбина. Потом сообразила и грустно улыбнулась. – Нет, у меня свидание, – сказала она.

– Надеюсь, деловое? – спросил, подмигнув, Андрей.

– Не знаю, – сказала Альбина, пожав плечами. – Сомневаюсь…

А так как Андрей смотрел на нее с невысказанным вопросом, она сказала:

– Мы еще увидимся, Андрюша. А пока – прости, мне надо переодеться. Машина ждет внизу, ты ее знаешь. Тебя отвезут домой.

Расставание было слишком холодным и не соответствовало встрече, словно Андрей в чем-то провинился перед Альбиной.

Она протянула ему руку, и даже в пожатии была отстраненность – Альбина думала совсем о другом, Андрей для нее почти перестал существовать. Хотя она и проводила его до лестницы, и стояла, пока он не обернулся от входной двери, и помахала ему – китайский шелк ее костюма соскользнул, обнажив тонкую изящную руку.

Машина ждала у подъезда, и человек в серой шляпе уже заранее открыл дверцу.

Настроение у Андрея было паршивым – все это было театром, призванным продемонстрировать его ничтожество.

Когда машина, увозившая Андрея, отъехала от особняка Альбины, адмирал Канарис, который ввиду важности задания сам находился в пункте прослушивания телефонной связи, сказал своему адъютанту:

– А мне жалко этого парня. Он мне нравится.

– Вы имеете в виду русского пленного? – спросил адъютант.

– Он тоже думает, что он пленный, – сказал Канарис, подивившись нечаянной точности слов адъютанта. И тут же, выкинув из головы Андрея, как лишний элемент общей картины, спросил: – А какую машину фюрер послал за Альбиной?

– Старый «Мерседес», – сказал сотрудник, сидевший за столом в наушниках: к нему стекались сведения от наружного наблюдения, – тот самый, на котором он в тридцать третьем ездил на поклон к Гинденбургу.

– Вы кончали исторический факультет? – спросил Канарис у сотрудника.

– Нет, у меня хорошая память, шеф… машина на подходе.

– Отлично, – сказал Канарис.

На следующий день адмирал Канарис катался верхом с Шелленбергом в Трептов-парке, вдали от подслушивающих ушей Мюллера.

– Фюрер глубоко увлекся русской, – сказал Канарис очевидную истину. Об этом Шелленберг знал и без него.

– Как мы ошиблись при дележе добычи, – сказал молодой собеседник. – Нам достался самый обыкновенный каменщик, а вам не только подруга русского сатрапа, но и новая возлюбленная фюрера. Но существует опасность, на нее мне указывали…

Шелленберг не назвал имени, но Канарис уже догадался, что имеется в виду ревнивый Гиммлер.

– Какая же опасность, мой друг?

– Она русская, славянка. Когда мимолетное увлечение пройдет, она плохо кончит.

– Найдите возможность передать вашему другу, – сказал Канарис, разглядывая легкие кучевые облака, барашками плывущие по теплому небу, – что фюрер полагает фрейлейн Альбину реинкарнацией Гели Раубал, мистическим возрождением его погибшей невесты. Альбина была представлена генералу Гаусгоферу и другим близким к фюреру магам…

– Не может быть!

– Разведка Мюллера опять прошляпила. Ну что от него ожидать…

– И что же?

– Вы хотите бесплатной информации?

– Я буду вашим должником.

– Отлично, бутылка хорошего французского коньяка вас не разорит?

– Так что же сказали маги?