Запоздалая свадьба

Люси посмотрела ему в глаза, силясь понять, неужели его злоба к ней не иссякнет до конца ее жизни. Почему бы не выложить ему всю правду о том, что, останься она в городе, у нее отняли бы Келли. Может быть, это признание открыло бы ему глаза и изменило его отношение к ней? В конце концов, своим молчанием она выгораживает Обри Баффорда, а он не заслужил этого после всего зла, которое сделал ей.

Однако Люси понимала, что дело не в Обри, а в том, что она щадит чувства Скотта. Да, Обри поступил с ней бессовестно, но он был отцом Скотта, скорее всего авторитетной личностью в глазах сына, а ей ни в коей мере не хотелось лишать Скотта его иллюзий. Она по себе знала, что значило стыдиться отца.

Скотт заметил печаль в ее глазах и мысленно отругал себя за свою твердолобость. Она была права. Действительно, стоило Люси открыть рот, как он был готов вцепиться ей в горло, но сейчас очень важно сохранить хотя бы видимость хороших отношений ради детей! Им не стоит пререкаться и необходимо проявить сдержанность, если они хотят завоевать доверие детей.

Нервным движением, которое уже вошло у него в привычку, он провел рукой по волосам, встал и подошел к холодильнику. Открыв морозилку, он вынул формочку для льда и бросил кубик в свой стакан.

— Кто присматривал за Келли, когда ты посещала занятия? — спросил Скотт, возвращаясь к более безопасной теме разговора.

Улыбка на ее лице подсказала ему, что он выбрал правильный вопрос.

— Хозяйка дома, где я снимала комнату. Это была пожилая женщина, которая обожала детей, а уж Келли она баловала до предела. Я не могла платить ей много, но, думаю, сидела она с Келли не ради денег. — Взгляд Люси затуманился, и она отпила немного вина. — Она умерла несколько лет назад. Это случилось неожиданно и явилось для нас настоящим ударом.

Люси тяжело вздохнула, вспомнив, что миссис Биллингсли фактически заменила ей мать, скрашивая невыносимое одиночество, сменяя ее у кроватки Келли, когда та болела какой-нибудь из множества детских болезней.

— Кстати, — сказала она, отбросив грустные воспоминания. — У меня есть много детских фотографий Келли в разном возрасте. Могу дать пленки, и ты отпечатаешь то, что тебе понравится.

— С удовольствием. — Скотт задумчиво посмотрел на нее. — Как же все-таки случилось, что ты не вышла замуж за какого-нибудь врача, как это делают многие медсестры?

Он догадывался, что не имел права спрашивать ее об этом, но не мог удержаться. Она была слишком красива, чтобы сидеть дома по субботним вечерам, слишком молода, чтобы полностью посвятить свою жизнь ребенку и отказаться от собственных потребностей, если, конечно, именно это она и делала все пятнадцать лет.

— У меня не было времени для свиданий и вечеринок, Скотт. Я растила дочь, много времени посвящала занятиям, а позже своей карьере.

Как хотелось ей рассказать ему о своих успехах в учебе и работе, но не ради хвастовства, а потому что она действительно гордилась своими достижениями.

— Работая несколько лет сестрой отделения травматологии, я ужасно изматывалась, — продолжала Люси. — К концу дня хотелось одного: побыть с Келли. Я не искала встреч с мужчинами. — Заметив его недоверчивый взгляд, она добавила: — Это удивляет тебя?

— Меня уже ничем не удивишь, Люс.

Когда Скотт назвал ее уменьшительно-ласкательным именем, в ее памяти возникли картины прошлого. В те времена он был нежным и любящим, а не таким, как теперь, жестоким, бесстрастным, с поджатыми губами и циничной ухмылкой. Ей не хотелось, чтобы он называл ее так, вызывая воспоминания о любящем юноше и заставляя думать о том, что с ними могло случиться, если бы у нее хватило смелости не спасовать тогда перед его отцом.

— Пожалуйста, не называй меня так, — тихо проговорила она.

Скотт отпил глоток коктейля, незаметно наблюдая за игрой чувств на ее лице.

— Почему? Уж не потому ли, что это пробуждает в тебе воспоминания?

Он поставил стакан и, склонившись над столом, приблизил к ней лицо. Ее взгляд был кротким и задумчивым, совсем непохожим на взгляд женщины, которую его отец считал алчной и эгоистичной. Легкий аромат ее духов приятно щекотал ноздри. Она по-прежнему пробуждала в нем желания, что удивляло и одновременно раздражало его.

Люси не отвела глаза в сторону от его пристального взгляда. Неужели перед ней сидел тот самый человек, в которого она была без памяти влюблена много лет назад? Ее пугали происшедшие в нем перемены как в облике, так и в душевном состоянии.

— Тогда мы были почти детьми, — сказала она, чувствуя, что ей не хватает воздуха для дыхания.

— Детьми? Может быть. Но достаточно взрослыми, чтобы зачать ребенка, — напомнил он глухим, неожиданно охрипшим голосом. — Ты помнишь ночь, когда была зачата Келли?

Она вздрогнула, ясно представив ночь, когда впервые лежала обнаженная в его объятиях, ощущая его горячее дыхание, которое смешивалось с ее, видя, как блестит его кожа, покрытая испариной. Они приехали тогда на озеро, разостлали на траве старое стеганое одеяло, разделись, помогая друг другу, при свете полной луны. Они были молоды и неопытны, совершенно не подготовлены к таинству любви.