Запоздавшее возмездие или Русская сага

Сейчас проблема, как добраться до Семенчукского «имения». Горелово или Горелково — запамятовал. С какого вокзала, на каком автобусе иди пригороднем поезде?

Сомнения развеял зашедший в палату главврач госпиталя.

— Позавчера звонила ваша супруга, просила сообщить, когда вы выписываетесь.

— И что вы ей ответили?

— А что я мог ответить? — хитро прищурился полковник медслужбы поощрительно поглаживая полулысую голову. — Сказал, что окончательное решение еще не принято, курс лечения не закончен… Правильно ответил или опростоволосился?

— Правильно. Спасибо, — с облегчением подтвердил Прохор и с надеждой спросил. — Больше никто не интересовался?

— Как же, как же, — заторопился главврач. — Ваш армейский дружок. Ему, как понимаете, я сказал правду. Узнал сержант Семенчук о предстоящей выписке, пообещал встретить возле подъезда госпиталя.

Еще одна проблема — по боку, весело подумал Сидякин, пожимая руку догадливому полковнику. Есть оказывается на свете умные и понимающие люди, не все — мерзавцы и завистники.

Собраться — как голому подпоясаться. Оставшиеся лакомства раздарил сопалатникам, туалетные принадлежности, смену белья — в котомку.

— Готовы? — весело спросила вертлявая девица в коротком халатике. — Помощь не требуется?

— Какие у меня сборы, — постарался так же весело пошутить Прохор.

— Корсет да пара нижнего белья. Остальное — на мне.

— Тогда поднимайтесь, пора. Медицинская книжка и выписной эпикриз готовы.

Надеть штаны и гимнастерку — минутное дело, а вот с обувкой — никак: согнуться не позволяет корсет. Все же пришлось воспользоваться услугами сестрички — помогла натянуть тесные сапоги. В сопровождении лечащего врача и неврапатолога недавний паралитик спустился в обширный холл, вышел из подъезда. Возле него — новенькое такси с усатым водителем. Около машины, опершись на капот, стоит, выставив протез, Семенчук. Одет в черный костюм, на белоснежной рубашке выделяется красивый, с пальмой на острове, галстук. Не дать, ни взять дипломат или цековский деятель.

— С освобождением, старшина, — щерясь улыбкой, продекламировал он. — Советую плюнуть через левое плечо. Чтобы сызнова не попасть на распроклятую больничную койку. Так мне советовала деревенская ведьма-гадальщица, а я ей верю — все знает, хитрая бабка!

Плеваться в присутствии врачей Сидякин постеснялся, сделал это про себя. Поспешно забрался на заднее сидение. С непривычки далось это с трудом — мешал жестий корсет.

— Спасибо, медики, за друга, — изящно поклонился Семенчук и занял место рядом с водителем. — Поехали, водило!

Откровенно разговаривать в машине опасно — усатик, похоже, насторожил уши. Поэтому компаньоны всю дорогу промолчали. Сидякину молчание не в тягость — привык в госпитальной палате, а вот Семенчук извертелся на сидении. То с подозрением окинет взглядом водителя, то сделает вид — любуется домами и прохожими, то предупреждающе поглядит на Прохора.

Два с половиной часа тянулись мучительно медленно, но всему в нашем мире приходит конец — машина в последний раз фыркнула и остановилась возле приземистого домишки с мансардой. Деревенская улица немедленно заполнилась любопытными, в основном, престарелыми бабками и пацанами, ковыряющими в сопливых носах. Не так уж часто в деревне появляются столичные машины.

— Прошу, старшина! — Семенчук ловко вывинтился из салона, предупредительно открыл заднюю дверь. Изогнулся в издевательском поклоне.

— Особняк ожидает вас!

На пороге появилась девка, наряженная по случаю прибытия хозяев в застиранный сарафан и легкую цветастую косынку.

— Прошу любить и жаловать, — с прежней торжественностью провозгасил Федька, — Наша кормилица и поилица. Полное имя — Анастасия, покороче — Настька. Только не вздумай лапать да лазить под подол — у нее жених имеется, вполне может твой корсет поломать!

Настя не застыдилась, не покраснела — прикрывая румяное лицо краем косынки, кокетливо засмеялась и убежала в дом.

Посмотришь со стороны — замшелая изба, зайдешь внутрь — самые настоящие хоромы. На первом этаже — обширная горница с непременным сундуком, парой табуреток и большим обеденным столом, по правую руку — такая же большая кухня с расставленными и развешанными сковородами, кастрюлями, поварешками, ухватами. Центр кухни — огромная печь с лежанкой. По левую руку от входа в горницу — так называемая боковушка.

— Настькина спаленка, — по-котовски прихмурившись, пояснил Федька.

— Моя — дальше, за ней. Тебя разместим по царски — на мансарде. Там — две комнаты с балкончиком. Дубовая широченная кровать, старенький книжный шкафчик — конечное дело, без книг, стол для занятий. Даже приемник трофейный имеется, Телефункеном прозывается. Спрашивается, какого рожна еще требуется, на кой ляд нам жариться-париться в московких многоэтажках?

Брешешь, браток, подумал Сидякин, не чистый воздух и не другие деревенские блага тебя прельщают, здесь безопасно общаться с «надзирателями», укрываться от лягавых. Но вслух — ни слова.

— Настька! — заорал на весь дом Семенячук. — Где ты, бездельница?

Пора подкормить болящего, укрепить израсходованные в госпитале силенки.