Запрещенная поэзия и проза русских классиков. Мои грехи, забавы юных дней

Один философ говорил.

Найдя вино в шкафу за шторой,

Орлов бутылку мигом вскрыл.

И выпив залпом полбутылки,

Орлов, неистов, пьян и груб,

Парик поправил на затылке

И вновь вонзил в царицу зуб.

Облапив царственную ж…у,

На плечи ноги положил,

Плюет теперь на всю Европу:

Такую милость заслужил.

Подобно злому эфиопу,

Рыча как лев иль ягуар,

Е… ее он через ж…у,

Да так, что с Кати валит пар.

Теперь Орлов без просьбы Кати

Как первобытнейший дикарь

Весь лексикон е…й мати

Пред нею выложил: «Ах, тварь,

Поддай, поддай, к…га, шлюха,

Крути-ка ж…ой поживей,

Смотри-ка, родинка, как муха

Уселась на спине твоей.

Ага, вошла во вкус, б…ище,

Е…ся как е…ена мать,

Ну и глубокая дырища,

Никак до матки не достать».

Но он не знал: Катюше сладко,

Орлов ей очень угодил,

И длинный х…, измяв всю матку,

Чуть не до сердца доходил.

Е… Орлов, е… на диво,

О ж…у бряцают м…,

Х… режет лучше, чем секира

Огнем, огнем горит п…а.

— О, милый, глубже и больнее, —

Она шептала впопыхах,

С минутой каждой пламенея,

Паря как бы на облаках.

— Что ты там делаешь? скажи-ка?

(Она любила смаковать:

Во время каждой новой е…

Себя словами развлекать).

— Что делаю? е…, понятно… —

Орлов сердито пробурчал.

— Е…, е…, скажи же внятно!

— Е…, — как бык он прорычал.

Е…, е…, какое слово,

Как музыкально и красно

Е…е страстное Орлова

Пьянит как райское вино.

Но вот она заегозила

Под ним как дикая коза.

Метнулась, вздрогнула, заныла,

При этом п…ув два раза.

Орлов, хоть был не педерастом,

Но все ж при этом п…же

Задумал х…, торчащий клином,

Засунуть в ж…у госпоже.

Х… был с головкою тупою,

Напоминающий дюшес.

Ну как со штукою такою

Он к ней бы в задницу залез?

Там впору лишь пролезть мизинцу,

Другая б вышла бы игра,

Когда б немного вазелинцу,

Ведь растяжима же дыра.

Он вопрошает Катерину:

— Хочу я в ж…у тебя е…,

Да не войдет без вазелину…

— Ах, вазелин? он кстати есть.

Нашлась тут банка под подушкой,

Зал…у смазала сама.

— Ну, суй, дружок, да лишь макушку,

Иначе я сойду с ума.

— Ах, Катя, ты трусливей зайца!

Вдруг крик всю спальню огласил:

— Ой, умираю, — он по яйца

Ей беспощадно засадил.

Она рванулась с мелкой дрожью,

Х… брызнул мутною струей:

— Ах, плут, помазанницу Божью

Всю перепачкал мал…ей.

— Хочу сосать, — она сказала

И вмиг легла на Гришу ниц,

Платочком х… перевязала

Для безопаски у яиц,

Чтоб не задвинул он ей в горло

И связок там не повредил,

Как давеча дыханье сперло,

Когда он в ж…у засадил.

Она раскрыла ротик милый,

Он был красив, изящен, мал,

И х… набухший, толсторылый

Едва ей в губки пролезал.

Она сосет, облившись потом,

Орлов орет: «Сейчас конец!»

Она: «Ну, нет, хочу с проглотом.

А ты не хочешь? ах, хитрец,

Противный, милый, сладкий, гадкий!»

Под лоб глаза он закатил

И полный рот х…ной смятки

Императрице напустил.

И связок чуть не повредила,

Едва от страсти не сгорев,

Всю мал…ку проглотила,

Платочком губы утерев.

Орлов уж сыт, она нисколько.

— Ты что ж кончать? ан нет, шалишь!

Еще е… меня изволь-ка,

Пока не удовлетворишь.

— Эге, однако, дело скверно,

Попал я парень в переплет:

Не я ее — она, наверно,

Меня до смерти за…

Д…а и с помощью минета

Она бодрить его взялась.

Орлов был молод — штука эта

Через минуту поднялась.

А за окном оркестр играет,

Солдаты выстроились в ряд

И уж Потемкин принимает

Какой-то смотр или парад.

— Мне нужно быть бы на параде,

Себя на миг хоть показать…

— Как трудно мне, царице-б…и,

И власть и страсть в одно связать.

И снова на спину ложится…

И поднимает ноги ввысь…

Кряхтит и ерзает царица

Под ним, как раненая рысь.

Скрипит кровать, трещит перина,

А на плацу проходит рать:

О, славься ты, Екатерина,

О, славься ты, е… мать!

Параграф № 5 Плоды больного воображения

Алексей Толстой Японская комната

Графиня Ирина Румянцева родилась в Москве в семье Баскова.

Богатый, шумный, привыкший жить на широкую ногу, он слыл в Москве хлебосольным малым. Единственную дочь он баловал донельзя. И казалось, впереди жизнь полна радости, но судьба оборвала жизнь Баскова. Неутешимая в горе вдова тоже не намного пережила его.

Ирине было 16 лет, когда немка, у которой она была на попечении, выдала ее замуж за графа Румянцева — знаменитого 50-летнего мужчину. Румянцев любил свою молодую жену, но прожил довольно бурную молодость и, расстратив свой пыл на других женщин, он уже не мог дать ей все то, что требовалось этой наивной, с каждым днем все более пылкой натуре. Ирина хандрила, сама не зная почему. Ее часто мучали головные боли и неясные желания.

Муж как мог старался развлечь ее: водил ее на собрания, в оперу, устраивал балы. На одном из таких балов Ирине представили графа Весенина. Молодой, остроумный, блестящий кавалер, настоящий светский лев — он с первого взгляда понравился Ирине, да и Ирина ловила часто на себе его пристальный взгляд.

После этого вечера они как бы случайно встречались то в театре, то на званных вечерах. Но Дмитрий не делал попыток сблизиться с Ириной.