Запрещенная Таня

— Нет! — так неожиданно громко закричала Татьяна, — нет! Вы меня заставили страдать. Я как последняя станция ваших поездов. За первого мужа я угодила в НКВД, за второго сидела в поликлиниках и тряслась во время его припадков! Из-за большевиков я теряла детей и летела в ледяном самолете в окружаемую немцами Москву! Из-за этого мира я сейчас здесь и сейчас! Вот стою с тобой в этой несчастной комнатенке, а комнаты кругом пусты! И можно говорить открыто и громко! Орать можно сколько хочешь! Все жильцы на нашем этаже сдохли! Все!

Она устала и взялась руками за виски.

Миша подошел и встал рядом:

— А что ты чествуешь из-за меня?

— Совсем не то, что думаешь, ты, — ответила Татьяна, — я не думаю о тебе как о мужчине. Вообще.

— То есть? — насупился Миша.

— А вот так, — Татьяна медленно подняла голову, блеклый свет скрывал и бледность ее лица и черноту кругов под глазами, — я вообще не думаю, что мне стоит с тобой жить. Ты даже не помог мне, когда умер Коля. Коля ушел тихо, как и жил. Он смелы был со мной только в первые дни знакомства. Как и ты. Что же вы за мужики такие?

Миша недоуменно смотрел на нее. Ему уже не казалось, что это обычная истерика, к которым он уже привыкал. Но Татьяна отвернулась от него:

— Ты хочешь меня только как бабу! Нужна я тебе только для постели!

— Но согласись для начала и этого не мало, — вкрадчиво сказал Миша.

— Знаешь, что дорогой, — выкрикнула Татьяна, — давай отимей меня скорее! Тебе завтра с утра в институт, а мне на радио! Чего ты все тянешь! Нужно тебе это вот и бери.

Татьяна неуклюже наклонилась, стянула с себя зимние штаны, рейтузы, высоко задрала юбку и оперлась руками о высокую спинку дивана. Голову она положила на руки и тихо сказала:

— Миша ты не сделаешь мне больнее, чем уже было. Не стесняйся. Тебя ведь еще заводит, что мы не расписались, ты все еще думаешь, что мы любовники. И это тебя еще бодрит.

Миша отпрянул назад и врезался в приоткрытую дверь. Татьяна распрямилась и, поддерживая рукой, рейтузы подошла к Мише:

— Вот и ты сломался. Сильные вы пока цветы на столе и коньяк в стакане.

Миша схватил Татьяну за предплечья и повернул к стене, она стала вырываться, но о привычке делала это тихо, старалась не только не стонать, но и громко не греметь дверью. Наконец Миша расстегнул штаны и сильнее вжал женщину в стену. Удерживая ее рукой он, неловко покопавшись, забрал тяжелую юбку и овладел Татьяной.

Потом они долго сидели рядом на полу. Татьяна гладила Мишу по давно не мытой голове и раскладывала его липкие волосы.

— А может это оттого, что нам жрать нечего? Хотя ты справился.

Миша смотрел прямо перед собой:

— Я тебе действительно безразличен?

Татьяна поправила его волосы:

— Я сегодня опять лягу с тобой в кровать. Голая и прижмусь к тебе. Плотно плотно. Ты будешь меня чувствовать. Мо ноги, живот, грудь и плечи. А сели хочешь, то я лягу, а ты прижмешься ко мне? Прижмешься так ко моей спине, попе, положишь руки на грудь. Прикинешься ко мне, обнимешь сильно сильно.

— Я тебе, правда, противен? — тихо спросил он?

— Нет, не противен. Я хотела быть с тобой, когда первый раз увидела. Ты мне нравишься как мужчина. Больше, чем человек.

— То есть?

— Ну как тебе сказать, — Татьяна, сбросила с головы Миши несколько кусочков жирной перхоти, — вот мой первый муж нравился мне как мужчина и как человек. Я вообще считала его самым умным в мире. А когда он меня первый раз обнял, тоя чуть не упала. Вернее упала, но он меня удержал. С ним каждый раз был как первый. Я даже думала, что съем свои губы. На Радио смеялись, когда мои искусанные губы видели. А вот Колю я любила как человека. Он неуклюжий был и робкий. Такой смешной неаккуратный, вроде хочет меня, а куда руки класть не знает. То так их положит, то так, то за грудь возьмет, что за бедра, а между ног меня трогать и вообще боялся. Как будто так капкан. А после всегда лежал как рыба на берегу. Лежит, глаза выпучит и дышит. Дышит тяжело и глубоко. Но он добрый был и несчастный. Я первого мужа могла бы бросить. Н сильный был, а вот Колю не могла бы. Он этого не пережил был. Все простил бы. И тебя и еще других мужчин.

Миша тяжело посмотрел на нее.

— А ты думал, что я о других любовниках не думала? Или ты думаешь, что у меня никого кроме них е было.

— Не думаю, — буркнул Миша и уставился в пол.

— Но ты не думай, я не блядь, — сказала ему на ухо Татьяна, — мне человек нужен, мужчина, а не член его измерить.

— И ты говоришь, что доносы писать на любовников нельзя?

— Нельзя, нельзя, нельзя, — быстро сказала Татьяна, — это пошло. Можно с мужем, а потом в общей бане с техником или на кухне соседом, а спать человеком и писать на его доносы это пошло. Ты себя предаешь. Даже не торгуешь собой, а презираешь себя.

— Таня, — пробурчал Миша, — много таких людей и много такого, чего ты, и представить себе не можешь.

— Как ты не можешь представить меня с другими мужчинами?

Миша опять отвернулся от нее и попытался подняться. Она удержала его на полу.