Запрещённый приём (ЛП)

— Да, еще я рассказала своей подруге Марси во время ланча — за пару дней до того, как мы устроили вечеринку для девчонок. Бобби пытался… Он ворвался в мою комнату и… он попытался воплотить свои фантазии в реальность. Именно это заставило меня, наконец, рассказать обо всем папе. Я даже не знала, поверит ли он мне. Ты же знаешь, как это бывает — женщины рассказывают своим домашним, что кто-то домогался до них, но никто им не верит. Папа любит нас обоих, вернее, любил, и это было все равно что заставить его выбирать между нами.

— Мы тебе верим, Джоселин. — Сказал Ньюман.

Она улыбнулась ему, но ее глаза остались пустыми.

— Вы и Бобби тоже верите?

— Он верит тому, что говорит. — Произнес Олаф.

Этот комментарий заставил ее взглянуть в сторону двери, где он стоял, пытаясь казаться как можно менее угрожающим.

— Я знаю, что верит — это меня и пугает, но я боялась его не потому, что он — верлеопард. Я боялась, потому что мой собственный брат пытался взять меня силой, хотел, чтобы я вышла за него замуж. Это дикость какая-то, и когда папа велел ему держаться от меня подальше, Бобби его убил. Видите? Я это сделала. Я убила своего отца — в не меньшей степени, чем это сделал Бобби. Мы убили его вместе! — Она вновь была на грани истерики, и последние две фразы произнесла, задыхаясь и захлебываясь в рыданиях.

— Достаточно. — Вмешалась сестра Триш.

— Согласен. — Поддакнул доктор Джеймесон.

Ньюман кивнул.

— На сегодня мы закончили.

Сестра уставилась на него блестящими от слез глазами и сказала:

— Чего еще вы от нее хотите?

Ньюман покачал головой.

— Ничего. Мы уходим.

Доктор Джеймесон уже втыкал иглу с каким-то лекарством в капельницу Джоселин, пока она рыдала и кричала в своей постели. Кажется, между вздохами и криками она повторяла:

— Я это сделала. Я убила его. Я его убила.

Мы вышли в коридор и эхо ее криков преследовало нас.

45

Ньюман так быстро передвигался по больничному коридору, словно хотел бежать, но не мог себе этого позволить. Мы трое шагали за ним, хотя мне пришлось серьезно ускориться, чтобы поспевать за ребятами. Ньюман уже был в лифте, когда мы нагнали его. Эдуард зажал дверь рукой, чтобы мы все могли присоединиться к Ньюману. Там было еще два человека, так что мы все еще не могли обсудить произошедшее.

Ньюман зажался в углу кабины, бледный и напряженный. Лифт изнутри был зеркальным, так что я хорошо видела скучающие физиономии нас троих, пока мы спускались. Другие пассажиры косились на нас и на наши жетоны, но молчали.

Двери лифта открылись и Ньюман первым вырвался наружу, спеша на парковку. Мы последовали за ним, бросив по дороге взгляд на парочку, которая наблюдала за нами в лифте. Теперь в больнице будут сплетничать об огорченных маршалах, а может, историю раздуют, и нас обвинят в том, что мы тут светили пушками. Надо сохранять спокойствие.

— Ньюман! — Позвала я. — Я почти на двенадцать дюймов ниже тебя (чуть меньше 30 см. — прим. переводчика). Если ты хочешь, чтобы я побегала, я побегаю, но это будет глупо.

Он замер и обернулся, чтобы посмотреть на меня. В этот момент из-за угла показался бампер машины, которая чуть не врезалась в него. Мы втроем подбежали к Ньюману. Будет совсем глупо, если его собьют на парковке по неосторожности. В нашей работе есть куда более интересные способы огрести. А если тебя собьет машина — это как-то скучно.

Ньюман перешел дорогу, чтобы встать рядом с нашими тачками. Он снял шляпу, как будто она стала слишком тяжелой, а руки держал на бедрах.

— Господи. — Выдохнул он. — Я ненавижу это блядское дело.

— Здесь прям целый букет из всего самого дерьмового, что только есть — как в обычной полицейской работе, так и в сверхъестественной. — Согласилась я.

— Инцест. Блядь, я даже не хочу заносить это в свой отчет. Если Бобби суждено умереть, а Рэй и так мертв, я не хочу, чтобы это преследовало их в могиле.

— И Джоселин не нужно, чтобы такой шлейф тянулся за ней до конца ее жизни. — Заметил Эдуард.

— Но они же не кровные родственники. — Возразила я.

Ньюман с Эдуардом уставились на меня.

— С точки зрения закона это не инцест. — Попыталась аргументировать я.

— Я дважды перепроверил. Бобби было семь, а Джоселин — пять, когда ее мать вышла за Рэя. Их растили, как брата и сестру. Джоселин наверняка даже не помнит тех времен, когда Бобби не был ее братом. — Сказал Ньюман.

— Ты принимаешь слова женщины за правду только потому, что она плачет? — Уточнил Олаф.

Я уставилась на него.

— Хочешь сказать, она пахла так, будто врала?

— И да, и нет.

— Что ты имеешь ввиду? — Переспросил Эдуард.

— Она испытывала отвращение к Бобби. Его чувства к ней невзаимны. Она также пахла правдиво, когда сказала, что убила своего отца.

— Ты обвиняешь ее в том, что она винит себя в смерти отца? — Спросила я.

Олаф посмотрел вниз, на меня, и, наконец, сказал:

— Если ее версия правдива, то я понимаю, почему она может чувствовать вину.

— Но ты также сказал, что и Бобби говорил нам правду. — Напомнил Эдуард.

Олаф кивнул.

— Он верил в то, о чем рассказал. В нем не было лжи и сомнений, когда он говорил о любви между ним и его сестрой.

— Он сумасшедший? — Спросил Ньюман.