Запрещённый приём

— Если перед этим она устроила Кармайклу передоз и оставила за него фальшивую предсмертную записку, то она одна из самых хладнокровных людей, что я встречал. — Произнес Ливингстон.

— Для хладнокровия достаточно уже того, что она спланировала убийство и подставу. — Заметила я.

— Алиби в ночь первого убийства у нее идеальное. — Добавил Эдуард.

— Кто-нибудь проверял алиби Рико в ту ночь? — Спросила я.

— А зачем? — Ответил вопросом на вопрос Ливингстон.

— У нас есть голос Джоселин на записи. — Сказала я.

— На записи присутствует голос женщины, который большинство людей не услышали бы без специального оборудования. Если бы они узнали, что верживотное… простите, териантроп, услышал его первым и рассказал обычным полицейским, то это вряд ли бы посчитали уликой.

— Почему? — Не поняла я.

— Потому что судьям не нравятся сверхъестественные свидетели, как и улики, которые своим существованием обязаны чему-то сверхъестественному. Это не слишком хорошо работает в суде.

— Я не раз выступала экспертом по зомби в различных делах. Улики, полученные от сверхъестественных свидетелей, можно обыграть таким образом, что судья их засчитает.

— Это если дело дойдет до суда. Но нам нечего предъявить ни Джоселин, ни Рико. — Возразил Ливингстон.

— Блядь. — Выругалась я.

— Я знаю одного судью, который может согласиться прослушать наше видео, но этот звонок потребует серьезных оснований. — Сказал он.

— Если вы достанете нам ордера на обыск дома Маршанов и дома Рико, то я вам обещаю, что мы что-нибудь там найдем. — Ответил Эдуард.

— Не уверен, что смогу добыть оба ордера, опираясь только на слова Хейзел — это ведь просто слова, — но, думаю, вы правы. Если Джоселин и Рико действовали сообща, то мы обязательно что-нибудь найдем. Я бы поставил на дом Рико, потому что у нас нет объективных причин его обыскивать.

Ливингстон начал что-то набирать на своем телефоне. Он обещал нам, что позвонит, если у него получится раздобыть ордер на обыск.

Мы с Эдуардом и Олафом вышли на крыльцо и оказались в окружении семей и пар, ждущих свой лучший завтрак в ближайших трех округах, который, очевидно, подавали здесь в любое время дня. Некоторые из местных на нас косились, но они отворачивались, стоило нам посмотреть в ответ. Наши жетоны по-прежнему висели на виду, потому что мы все еще были с ног до голове увешаны оружием. Но хотя бы на нас с Эдуардом были форменные ветровки с надписью «МАРШАЛ» большими буквами.

— Хочу проверить, как там Бобби. — Сказала я.

Эдуард первым спустился по ступенькам и направился к машине, на которой мы с ним приехали. Я понятия не имела, где припарковался Олаф.

— Считаете, что Дюк вовлечен? — Поинтересовался Олаф, как только у нас появилось немного приватности.

— Нет, но местных полицейских здесь мало. — Ответила я. — Мне не нравится мысль о том, что Рико охраняет клетки в офисе шерифа.

— Им по-прежнему нужна смерть Бобби. — Согласился Эдуард.

— В противном случае они зря убили Рэя Маршана. — Добавила я.

Эдуард нажал кнопку на ключах и разблокировал свой арендованный внедорожник. Олаф собирался отправиться за своей машиной, но я окликнула его:

— Поедешь с нами. За твоей тачкой вернемся позже.

— Ты боишься его. — Заметил Олаф.

— Ага, пульс частит, сердечко шалит. Садись уже, чтобы мы могли, наконец, проверить, как там Бобби.

Я ожидала, что он будет спорить, но он не стал. Он просто сел на заднее сиденье внедорожника. Я взяла в руки свой шотган, а Эдуард вырулил с парковки так быстро, что мы едва не врезались в машину, ожидавшую свободного места позади нас. Может, дело было и не в грузовиках. Может, здесь просто парковка такая.

77

Эдуард без лишних разговоров припарковал внедорожник перед офисом шерифа.

— Что она здесь делает? — Спросил Олаф.

Я не могла понять, о ком он говорит, пока не начала выбираться из машины, встав на подножную ступеньку. В тот момент на крыльце я увидела Джоселин. Она по-прежнему была вся в белом и стояла чуть привалившись к поручням, словно рядом вот-вот должен был появиться фотограф. Дело было не только в одежде и босоножках на ремешках, но и в какой-то личной театральности. Нет, не так. Она была драматична в том самом смысле, как бесполезная-драма-в-твоей-жизни, а не я-собираюсь-стать-актрисой. Она источала флюиды королевы драмы, как Олаф источал флюиды насилия. Никому из них ничего для этого не нужно было делать специально — только существовать, и каждый из них по-своему мог разъебать твою жизнь.

Джоселин направилась к нам, рыдая и выкрикивая:

— Маршалы, я пыталась поговорить с Бобби, пыталась объяснить ему, что я чувствую, но он так на меня разозлился!

— И вас это удивляет? — Поинтересовалась я, когда мы с ней поравнялись.

— Его глаза изменились. Он велел мне уйти, потому что я огорчаю его. — Прикрыв лицо ладонями, она зарыдала еще сильнее.