— Отец с девчонками уехал в магазин. А я вот нашего Петю второй час как успокоить не могу. Ну-ка ты подержи его.
Захожу в комнату и мама осторожно вкладывает мне в руки орущего мальчугана.
— Аккуратно. Придерживай голову.
— Знаю.
Ну чё она в самом деле? Опыт-то, как никак, у меня имеется.
— Тс-с-с! Тише, Паваротти, чего ты разорался на весь дом?
Мелкий лупится на меня своими зелёными глазищами, пока я принимаюсь его медленно покачивать.
— О, замолчал! Волшебно! Продолжай, пожалуйста, в том же духе. Я сейчас быстренько метнусь вниз и вернусь.
— Окей.
Подхватив какие-то шмотки, матушка со скоростью света вылетает в коридор.
— Ты — капец какой крикливый. Завязывай давай со своими истериками. Это не по-пацански, бро, — отчитываю самого младшего из семейства Кучерявых.
Потешный он, хоть и вредный жуть. Пускает пузыри, кряхтит. Ладошку ко мне тянет. Носом в неё утыкаюсь и хрюкаю. Это нашего Петьку всегда раззадоривает.
— Во, улыбайся давай и запоминай. Абрамовы — не плачут. Нечего сырость тут разводить.
— Такие, Дарин? — слышу голос бати, а в следующую секунду в спальне появляется мама. Она с ним по видеосвязи что-то обсуждает.
— Такие. Только найдите самую большую упаковку. А лучше две.
— Я понял.
— Ма, представляешь, пока я ходила за кофе, к папе на заправке пристала одна дамочка, — недовольным тоном докладывает Милана.
— Оу…
— Но ты не переживай. Очень вовремя рядом с ними оказалась София. Она рассказала этой выдре про нашу большую семью.
— Я ей ещё кулаком пригрозила, — добавляет Джеки Чан в юбке.
Ухмыляюсь, представив ситуацию.
— Милана, дай сюда телефон. Даш, смотри, что нашёл. Ты в прошлый раз хотела.
— Отлично. Бери.
— Старший соизволил вернуться домой до полуночи? — язвительно спрашивает отец, заметив мою морду на заднем фоне.
— Да. Всё хорошо. Марсель мне помогает.
— То-то и странно, — подозрительно прищуривается глава семьи.
— Ничего странного, — пожимает плечом и умалчивает о том, что сама попросила меня прийти пораньше.
— Скажи ему, пусть не вздумает опять куда-то свинтить. Скандалом на этот раз не ограничусь.
— Ладно, Ян. Всё, давайте, я отключаюсь. Закупайтесь внимательно по списку. Чтобы не как в прошлый раз.
— Ты мне эту грёбаную фасоль будешь всю оставшуюся жизнь припоминать?
— Как минимум, до тех пор, пока не съедите закупленные семнадцать банок, — отослав мужу воздушный поцелуй, сбрасывает вызов.
— На черта нам семнадцать банок фасоли? — уточняю, нахмурившись.
— Не забивай голову. Отец по ошибке купил. В сообщении съехала строчка, — отмахивается мама.
— Ясно.
— Ну, что тут у нас? — встаёт на носочки и поглядывает на мелкого.
— Заснул.
— Чудеса, — ловко складывает принесённые полотенца и убирает их в ящик.
— Мам, ты поговорить хотела?
— Да, сынок. Хотела. Один на один. Пока нет рядом девчонок и отца, с которым ты активно конфронтуешь.
Киваю.
— Клади нашего хулигана сюда, — расправляет бельё в детской кроватке. — Вот так… Отлично.
Справившись со своей миссией, отхожу и наблюдаю за своими уже со стороны.
Матушка так сильно похудела… Бледная. Лицо осунулось. Синяки от недосыпа под глазами.
С мелким устаёт? Или за меня дурака переживает?
— Пойдём на улицу, чтобы не разбудить Петю, — зовёт тихонько.
Встаю. Иду за ней следом на открытый балкон-веранду.
— График экзаменов уже есть?
— Да.
— Какой первый?
— Русский. Двадцать восьмого. Ты это, не нервничай, ма. Я сдам.
— А остальные? — её глаза выражают крайнюю степень беспокойства.
— И остальные постараюсь не завалить.
— Обещаешь?
— Обещаю.
— Получится ли… Столько не занимался.
— Ма…
— Как прошёл день рождения Паши? — интересуется, опускаясь на плетёный стул.
— Так себе…
— Это я уже по вашим расписным физиономиям поняла. Хотелось бы пояснений, — наливает в стакан сок из графина. — Милана проплакала до утра. Сказала, что вы подрались из-за Таты.
Киваю.
— А что случилось?
Молчу.
— Марсель… Иногда стоит выговориться, чтобы стало немного легче. Нельзя постоянно держать всё в себе.
— Она пригласила его на танец. После того, как отказала мне, — цежу сквозь зубы.
— Хм. Я верно поняла, что инициатива шла от девочки?
— Какая к чёрту разница? Горький пошёл с ней танцевать! Друзья так делают, по-твоему?
Снова начинаю злиться, когда в памяти всплывает тот эпизод.
— Не заводись. Спокойно.
— Осуждаешь? Считаешь, что распустив руки, я поступил неправильно?
— Ты поступил так, потому что пошёл на поводу у своих эмоций.
— Выморозили оба!
— Ревность — плохое чувство, Марсель. И если разобраться, оснований для того, чтобы открыто проявлять её, у тебя нет.
— Ну как сказать, — не соглашаюсь.
— Прости, вынуждена напомнить. У Таты в Москве есть жених. Пожалуй, это исключительно его право.
— Плевать мне на жениха! В тот вечер Джугели целовалась СО МНОЙ, а не с ним!
Матушка смотрит на меня, широко распахнув глаза.
— Вы…
— Она к нему ровно дышит, мам. Отвечаю. Я теперь точно это знаю! Уверен!
— Марсель, послушай, там всё очень сложно. Абсолютно другой менталитет, свои традиции, обычаи.
— И что? Двадцать первый век на дворе. Религия у нас одна. Это главное.
— Её отец никогда не позволит ей быть с русским мальчиком.
— Посмотрим.