Запрет на любовь

Она обиженно поджимает губы, а я, остановившись у дивана, складываю руки перед собой и пристально её рассматриваю.

Горделивая осанка. Утончённость, грация и женственность.

Шпилька. Брючный костюм небесно-голубого цвета. Длинные, русые волосы собраны в аккуратный, высокий пучок. Идеальный макияж. Украшения.

Красивая, бесспорно.

Что-то по наследству досталось и мне, но я рада тому факту, что от отца взяла куда больше. Как в плане внешности, так и в плане своего характера.

— Я вас оставлю, — наконец обретает голос Алиса Андреевна.

— Зачем? — спрашиваю, нахмурившись.

— Я хочу пообщаться с тобой, — поясняет Анастасия.

— А если я — нет? — выдаю как есть.

— Не можешь уделить матери полчаса времени? — её голос вибрирует. Кажется, что ещё немного — и она сорвётся в слёзы.

— Завтрак-то сегодня будет, нет? — поворачиваюсь к бабушке.

Аппетит пропал, но в горле от волнения пересохло. Я бы с удовольствием выпила чего-нибудь. Воды. Сока.

— Скажу Наталье, — она кивает и удаляется из гостиной.

— Поговорим?

— О чём? О болезни, которой ты меня наградила? — прохожу мимо примы и присаживаюсь в кресло.

— Мне жаль, что у тебя…

— Когда ждать следующего приступа? — бесцеремонно перебиваю.

— Это всё индивидуально. У меня они случались в моменты сильного нервного перенапряжения.

— Случались? Говоришь в прошедшем времени. Ты вылечилась от эпилепсии?

Стараюсь не выдавать своего любопытства, но мне и правда важно услышать ответ, ведь читая статьи в интернете, я его так и не получила.

— В моём случае, как оказалось, эпилептические припадки были вызваны проблемами, связанными со снабжением мозговых тканей кислородом.

— И?

— Три года назад я перенесла хирургическое вмешательство. Мне делали операцию на сосудах головного мозга.

— Значит, помогло?

— Пока я в ремиссии, но всё ещё принимаю некоторые препараты.

— Интересно… И как с таким заболеванием тебя взяли в Большой и Мариинку?^[23]

— О моей болезни никто не знал и не знает. Я скрывала это.

— Класс, — усмехаюсь, — зато мой приступ обсуждает весь Красоморск.

Намекаю на то, что инфа дошла аж до неё.

— Я заберу твои снимки и результаты обследования в Питер. Покажу их своему врачу. Рузанова — отличный специалист. Она подскажет, в каком направлении двигаться.

— Благодарности не жди. Эти приступы — исключительно твоя заслуга, — цежу сквозь зубы.

— Как тебе Красоморск?

— Никак.

— Бабушка с дедушкой приняли тебя хорошо?

— Нормально.

— Выпускной класс. Сложно, наверное, вдруг поменять всё?

Молчу.

— Новая школа. Ребята. Привыкаешь потихоньку? — нервничая, складывает ладони вместе, и я отмечаю обручальное кольцо на безымянном пальце.

До подкатывающей тошноты эта картинка зависает в памяти.

— Я не собираюсь привыкать. Скоро отца отпустят, и я вернусь в Москву.

— Насколько я в курсе, там всё очень сложно.

— Ты в курсе? С чего бы? — искренне удивляюсь.

— Твой дедушка отправлял в столицу своего адвоката.

— Папа ни в чём не виноват. Его подставили компаньоны. Никаких махинаций он не совершал, ясно?

— Дай Бог, чтобы это было так.

— Это так! — давлю уверенно. — Не смей обвинять его в том, чего он не делал!

— Не буду. Он — твой отец, — отзывается спокойно. — Ты вправе его защищать. Даже если факты говорят об обратном.

— Какие ещё факты? — возмущённо спрашиваю.

— Тата, крупный бизнес — это не всегда белая бухгалтерия и прозрачные механизмы. Там, где крутятся большие деньги, зачастую задействованы теневые схемы. Амиран часто рисковал и…

— Что ТЫ можешь знать об этом? Ты, променявшая преуспевающего бизнесмена на бандита?

Мать резко меняется в лице.

Замирает.

Бледнеет.

Приоткрывает рот.

— Мне прекрасно известно, с кем ты живёшь.

— Даня — хороший человек, — её губы дрожат.

— Хорошие люди не организовывают похищение и не требуют выкуп.

— Ты не знаешь, почему он пошёл на это… — произносит тихо.

— Хорошие люди не вламываются в чужой офис средь бела дня! Не избивают толпой одного. Не угрожают! Не приставляют пистолет к виску, — чеканю, глядя ей в глаза.

Мать смотрит на меня шокированно. Не моргает и, кажется, даже не дышит.

— Что ещё Амиран рассказал тебе?

— Да всё, — прищуриваюсь. — Про то, как ты изменяла ему, сбегая из театра к этому своему Дане.

Её скулы показательно розовеют.

— Про то, как отцу пришлось силой увезти тебя в Тбилиси, чтобы разорвать эту мерзкую связь. Про твои истерики и скандалы. Про то, как ты издевалась над ним. Про то, как ты меня не хотела. Про то, как у тебя поехала крыша. Про то, как попала в особое учреждение на почве нервного срыва. Мне продолжать?

Закусывает губу, глотая слёзы.

— Он меня вырастил, он дал воспитание. А ты кто? Та, которая появлялась раз в полгода с куклой в руках?

— Твой отец шесть лет скрывал от меня правду!

— Потому что не хотел, чтобы эти бандиты забрали у него ещё и дочь!

— Амиран запрещал приезжать, а потом и вовсе настроил тебя против меня.

Качаю головой.

— Нет. Ты сама своими поступками настроила меня против себя.

— Но ты ведь ничего не знаешь!

— Я знаю достаточно. Ты для меня — чужой человек.

— Я твоя мать… — плачет, но меня её слёзы совершенно не трогают.

— Язык ещё поворачивается называть себя так!