– Ого, – глухо выдает тот, когда неожиданная ласка заканчивается. Сжимая ладонями мою талию, задерживает, не давая отстраниться. – Фишка, чаровница… Мм-м… – прикрывая веки, ведет носом по моей щеке. – Какая же ты чумовая, Чарушина… Хочу себе. Тебя, Мариш. Давай уже, сдавайся!
– Мм-м… Не так быстро, Никит, – упираюсь ладонями ему в грудь, но сильно не сопротивляюсь.
Желаю, чтобы Даня этим контактом вдоволь насладился. Смотрит же? Проверять не рискую, но очень на это надеюсь.
– С восьмого класса мне снишься, веришь? – признается Орос, обдавая меня частым дыханием, которое отчего-то на моей коже ощущается каким-то липким и неприятным. – Хочу тебя, Чарушина! – выталкивает максимально решительно, буквально требовательно. – Я себе цель давно поставил, что будешь моей. Будешь, Мариш! Я, блин, готов на тебе даже жениться, веришь?
Выпалив последнее, стискивает меня еще крепче и, слегка отстраняясь, смотрит в глаза.
– Прямо сейчас, что ли? – смеюсь, чтобы смягчить неловкость.
– Да хоть сию секунду, Чарушина!
– Черт… – хохочу громче. – А у тебя серьезный подход! Приятно, когда так! Таких предложений мне, определенно, еще не делали!
– Так соглашайся! – выкрикнув это, резко встает передо мной на одно колено.
Я знала, кого звала с собой. Рассчитывала на запал Ороса. По размаху в действиях мы с ним в чем-то похожи. Однако, черт возьми, аж прям такого не ожидала, конечно же.
Смеюсь, когда по задымленному залу расходятся крики. Одни одобряют и улюлюкают, а другие вопят: «Мужик, проспись!» Но внимание мы привлекаем, однозначно.
– Погоди… Я подумаю, – кокетничаю, поглаживая ладонями широкие теплые плечи Никиты. – Вставай, пожалуйста.
– Встаю, пожалуйста, – со смешком комментирует собственные действия. – Только с ответом теперь не отвертишься.
Красивый он все-таки… Улыбка шикарная. Черты лица на зависть мировому топ-10. Идеальное сочетание смазливости и мужественности, так еще и харизма в наличии. Задор, граничащий с дерзостью. Все, как я люблю. Но что-то не то. И все же я позволяю ему себя обнять.
Может, что-то и правда у нас получится?
Только вот дьявол манит в другую сторону. Неудержимо веду взглядом, чтобы оценить реакцию Дани, и тотчас сумасшедшей мукой захлебываюсь. Он не смотрит на нас. С выразительной страстью стискивает и целует свою девчонку.
Внутри меня в очередной раз какой-то важный датчик перегорает. Сердце продолжает стучать, но делает это уже настолько откровенно нездорово, что остается лишь ждать секунды, когда все это дерьмо под названием «Моя прекрасная жизнь» закончится.
Вновь заставляю себя отвернуться. Когда садимся за стол, невзирая ни на что, фокусируюсь исключительно на Никите. Он, наверняка, не первый приход шока сегодня ловит. Еще никогда ему столько моего внимания не доставалось.
С диалогом у нас, конечно, проблем не возникает. Оба любим поговорить. Язык подвешен, ум заряжен, комплексы отсутствуют – легко подхватываем друг друга, понимаем с полуслова и входим в любую тему. Все идет отлично.
От еды я отказываюсь, но легкий цитрусовый коктейль постепенно выцеживаю. По сторонам больше не верчусь. Даже когда идем с Никитой на танцпол, смотрю исключительно прямо перед собой.
Я усердно игнорирую ужас и муку своего организма. Я щедро улыбаюсь. Я упорно выживаю.
Движения на автомате. Хорошо, что опыт огромный. Мне не нужно подключать голову, чтобы задавать команды телу. Оно будто своей жизнью живет. Вьюсь около Никитоса, словно он и правда мной любим. Тошнота нарастает, но я упорно ее игнорирую. Не хочу принимать то, что в это мгновение мне, кроме всего прочего, от самой себя мерзко.
– Песня классная, – горланит мне на ухо Орос. – О нас с тобой!
Плевать, о чем он фантазирует, вслушиваясь в этот романтический бред. Я пытаюсь представить, что его в принципе нет.
Словно я в танцевальном зале. Словно это репетиция. Словно я просто сама с собой развлекаюсь.
Только вот слова дурацкой песни все же проникают в мой мозг и подрывают там ворох незабываемых воспоминаний.
Как безрассудно я любила… Как самоотверженно отдавалась… Какой счастливой я была…
Не хочу останавливаться. Забываю ведь, где, с кем и по какой причине нахожусь. Боль уходит. Никита, толпа людей, даже этот душный зал – все исчезает. Я кружусь и кружусь, будто счастливее меня на всем белом свете никого нет.