Запретам вопреки

Свирин уже не первый раз проникал в пролом стены, полускрытый со двора грудой старых досок, а на улице заслоненный кустом сирени. В небольшом магазинчике он взял большую бутылку (ее еще называли "огнетушителем") крепленого вина, так как на водку денег не хватило. Но вино было не знакомое украинское "бiле мiцне" (или "биомицин" — полузабытое теперь лекарство) и не низкопробный "агдам", а что-то даже мускатное. Свирину надо было прошмыгнуть всего лишь каких-то пятьдесят метров мимо старых двуэтажных домов, тянувшихся вдоль неширокой набережной канала с низкой чугунной оградой. Он не переоценивал своих возможностей и поэтому страстно стремился поскорее достичь знакомого сквозного двора, где уже виднелась та самая стена с вожделенным проломом в ней, едва проглядывавшим сквозь зелень сирени. Вдруг впереди, хотя и в отдалении, явственно проглянула за оградой предательская (но для Свирина спасительная в силу своей заметности) белизна бескозырочных чехлов, форменок и летнего офицерского кителя. Неожиданный в таком захолустье патруль надвигался с нестерпимой неотвратимостью. Перед мысленным взором Свирина промелькнула картина предстоящего задержания со всеми неприглядными деталями. Даже если бы он избавился от тяжелой и громоздкой улики, оттягивавшей карман, его синяя роба с номером на груди слева, рабочие ботинки-"гады" и пилотка выдавали его с головой как явного и злостного самовольщика.

Из-за духоты входная дверь ближайшего дома была открыта, как и дверь в квартиру слева на первом этаже. Там стояла девушка с большой рыжей кошкой на руках, видимо, собираясь отпустить ее погулять. Свирин даже не разглядел толком ее лица и обратился, скорее, не к ней, а к кошке, которая гипнотизировала его своим строгим, зеленым взглядом.

— Прошу вас, позвольте только переступить порог, чтобы не маячить в дверном проеме, — хриплым от волнения, но проникновенным шопотом начал Свирин. — Короче говоря, мне грозит неприятность. Идет патруль!

Он кивнул в сторону улицы. Девушка, как показалось Свирину, чуть заметно улыбнулась. Знакомства с матросами у нее случались и она знала, что путь их по городу не усыпан розами. Свирин был молча впущен в дом. А патруль, вместо того, чтобы прошагать мимо, зачем-то остановился у ограды канала, видимо поджидая, замеченную издали какую-то свою жертву.

Одним словом, Свирин через какое-то время познакомился не только с девушкой, но и с ее мамой, которая как-раз вошла в комнату из кухни. Время было обеденное и он был приглашен к столу. Он, конечно, вытащил из кармана штанов свою тяжелую бутылку и поставил на стол, рассудив, что дни рождения нельзя отмечать раньше времени, а позднее — сколько угодно.

— Между прочим, — сказала мама девушки, моложавая дама со следами, как раньше писали, былой красоты на лице, — я со своим Сашей — это Олечкин отец — тоже познакомилась, когда он сбежал в самоволку. Их сторожевик стоял тогда недалеко от Моста Лейтенанта Шмидта.

Свирин уже позднее с наигранным оптимизмом подумал, что история повторяется и от судьбы, видимо, не уйдешь. Когда он прощался, мама Оли сходила к соседке, вернулась с четвертинкой водки и протянула ее Свирину.

— Пусть ваш друг выпьет, раз уж у него праздник, а вам, Игорь, не советую, а то попадете в беду.

В следующий раз он пришел в гости уже имея при себе увольнительную записку и был он в бескозырке, отглаженной форменке и в брюках с острой, как нож складкой. И в руках он держал непривычную вещь в виде пышного букета летних цветов. Как давно это было…

А прошло всего несколько лет и вот Свирин уже на "гражданке", идут девяностые годы, прозванные впоследствии "лихими", а его жена, внешне уже немного потускневшая, кое в чем разуверившаяся и рядом с ней внешне невозмутимый мальчик, которому в этом году предстояло идти в школу, смотрят на него с вопросительной выжидательностью. Свирин — в резерве плавсостава и ходит каждый день отмечаться и узнавать о вакансиях на судах. Сейчас от только что вернулся из порта, он явно бодрится и говорит с немного наигранным оптимизмом:

— Есть надежда, что завтра получу место на одном сухогрузе. Нужен матрос первого класса. И в моем лице они его получат.

— Куда идет судно, ты хоть знаешь? — спрашивает жена с отвлеченным интересом. Она не очень верит, что муж завтра получит работу и надеется, что ей удастся уговорить его искать какое-нибудь занятие на берегу.

— Говорят, куда-то в Африку, — с фальшивой беззаботностью говорит Свирин. — Если завтра меня возьмут, есть надежда на аванс. А если его дадут в рейсе, вышлю из ближайшего порта.

Свирин сидит за столом и перед ним тарелка горячего супа. Второе блюдо в сегодняшнем меню отсутствует. Суп слишком горяч и процесс его остывания Свирин решает скрасить оценкой жизни труженников моря, при этом понимая, что благодарным слушателем жену его назвать трудно. Да и то, что Свирин говорит, положительных эмоций вызвать никак не может.