Запрети себя любить

– Ну, вот ещё! Не говори так. У тебя вся жизнь впереди, – говорю самые банальные слова, которые в моём положении мог бы сказать каждый. – Ты самая лучшая, Ксюш. И я отдал бы всё, чтобы видеть тебя счастливой и вновь улыбающейся.

Она качает головой.

– Это невозможно.

– Ты сейчас так говоришь, – объясняю я. – Потом всё изменится. Ты его разлюбишь, вычеркнешь из своей жизни.

– Ох, как это кажется просто!.. – Ксюша без сил роняет голову мне на грудь. Я глажу её волосы. Склоняюсь к ним ниже. Они пахнут летом. Так сладко, что в них хочется уткнуться и забыть обо всём, что в реальности. Ксюша рядом, такая притягательная. А я едва могу её коснуться. Иначе это будет неправильно. Она сейчас поглощена другим. До меня ей дела нет. Ах, этот Пашка, стервец! Как же ему удалось так заморочить ей голову? Она умная девушка. Неужели поверила, что с ней он может стать другим? Да Пашка никогда ни ради кого не изменится. Скорее, земной шар поменяет орбиту.

Ксюша затихает. В моих объятиях, но мыслями и чувствами – в его руках. Я не испытываю ревности. Мне ничего здесь не принадлежит. Но и Сазонов не вправе распоряжаться. Она ведь не была с ним, нет?

– Ксюша… – ресницы дрогнули. Ещё не спит. – Сазонов что-нибудь сделал тебе?

– О чём ты спрашиваешь? – открывает глаза, смотрит сонно.

– Я имею в виду, – мнусь отчего-то вдруг, краснею, – он склонял тебя к близости? Хотя, что я спрашиваю? Это в его духе… – размышляю вслух. – Но ты ведь не согласилась?

– А если я скажу, что наоборот?

Нет, Ксюша. В такое я не готов поверить. Только не ты и не он.

Но девушки беспощадны, когда их сердце задето. Ни себя не жалеют, ни кого другого.

– С чего ты взял, что я ему отказала?

– Значит, согласилась… – упавшим голосом констатирую. Ну, что ж, и этого тоже можно было ожидать.

А Ксюша выпрямляется и гордо смотрит мне в глаза.

– Он ничего мне не сделал такого, чего бы я сама не хотела.

– Ксюша, о чём ты говоришь? Разве ты хотела, чтобы он сделал тебе больно?

– Я хотела, чтобы он был рядом.

Так просто. Действительно, что ещё нам надо от другого человека? Но это самое простое порой достигается очень сложно.

– Ксюш, – снова прижимаю её голову к груди, – он никогда не изменится.

– Я знаю.

Приговорённому жить других объяснений не нужно.

Этой ночью остаюсь с ней. Рядом, поверх одеяла.

Ближе – нельзя.

Павел

Предсказуемо.

Я этой ночью в старой общаге – в хлам.

Уже не помню, от чего бежал. Но точно знаю, к чему пришёл.

Здесь мне самое место. Здесь всегда примут. Здесь не любят и не ждут, но к встрече готовы. А там, где ждут и, возможно, испытывают чувства, там нет меня. И даже, когда тело моё там, – души нет.

Честно, хочу, чтобы Милада меня выгнала. Потому что сам уйти не могу. На пару дней свалить после очередного скандала – завсегда. Но уйти насовсем, объяснив это тем, что так мне будет лучше, – нет.

Моя программа сломалась. Я разбил её вместе со своим старым телефоном об дерево. Руки в кровь, ссадины, порезы – и толку? Всё затянется, придёт время. Так зачем я снова с той, которая не нужна?

Пытался объяснить Юрцу. Он то ли пьян настолько, что не воспринял, то ли просто слушать и вникать не захотел. А больше поделиться мне не с кем.

Свадьба… Слишком скоро. Милада выбирает платье. Её родители договариваются насчёт банкета в дорогом ресторане. Рассылают приглашения. На работе со мной все здороваются, называют по имени-отчеству.

Бесит!

Если Алексей Петрович Шумаков, держатель всея банка нашего городского и оплот элиты местной, прикажет, они мне в ноги кланяться начнут. И тогда я точно буду плеваться. Прежде всего – в их гадские рожи, где ни тени гордости нет.

Мне противно. Противно, что я докатился до такой жизни. Хотелось самому всего добиться. Хрен там! Получите – распишитесь, новоявленный зять. А за то, что дочку нашу так удачно окучивать изволите, вот вам ещё подарок. Тесть хочет машину подарить на свадьбу. Я против. Если он это сделает, клянусь, я пьяным в лоскуты в его офис заявлюсь и буду на столе стриптиз танцевать. Может, тогда он меня уволит, и я смогу, наконец, снова почувствовать себя человеком. Который годен не только на то, чтобы потомство производить да языком молоть без костей. Но и ещё на что-то.

А сегодня, как и прежде, – общага. И Яночка ждёт в своей комнате уже, наверное, с раздвинутыми ногами. Я никогда не испытывал к ней ничего, кроме жалости и временами – отвращения. «Что ж ты такая шалава?» – мне так и хочется сказать. Но потом понимаю, что шалава она благодаря мне. Что под других она не ложится столь охотно. Если только от большой нужды. Я ведь всё реже к ней наведываюсь. Раньше можно было для разнообразия.

Раньше – это когда? Неужели какое-то значимое событие разделило мою жизнь на до и после?

Да, пожалуй, так и есть. И даже я своим пьяным рассудком это понимаю.

Самый разумный довод – моя будущая женитьба и беременность невесты. Но это не так. В другом совсем причина. Разделило не это безусловное событие. Кое-что иное.