Запрети себя любить

– Понятно, – равнодушно отвечает Пашка. Зачем только спрашивал? – Ну, всё, Евген, до связи.

– Спасибо тебе, – не хочу его благодарить, но по-другому нельзя. Всё-таки, он согласился помочь.

– Да не за что пока. Увидимся!

Я отложил телефон в сторону. Будем считать, что лёд тронулся. Если у меня появится работа, я смогу переехать от отца. Начну новую жизнь, свою собственную. Может, девушка появится. Мне не хочется быть одному. Да и природные инстинкты дают о себе знать. Если б Марина согласилась, я с ней…

Кстати, вот и она.

– Твоему отцу лучше, – объявляет первым делом. – Он уснул, я дала ему успокоительное. Но лучше будет обратиться к врачу.

– Сомневаюсь, что он согласится.

– А ты попробуй с ним поговорить, – настаивает она. – Всё-таки, это касается его здоровья. А где твоя мать?

– Она ушла. Насовсем.

– И этот запой, видимо, посвящён её уходу?

Марина догадлива. Конечно, она многое успела повидать в своей сестринской практике. Разных людей в стационар привозят. И то, что происходит с моим отцом, для неё не удивительно. Я всё это понимаю. Только легче не становится.

– Извини, я даже не предложил тебе чаю, – смущённо улыбаюсь.

– Ты можешь сделать это сейчас.

– А… – забываю слова от неожиданной радости, – как ты назад поедешь? Уже поздно.

– За меня не волнуйся, – успокаивает Марина. – Я за рулём.

Мне нечего сказать в ответ. Она сражает меня наповал.

– Ну, что, Евгений, могу я рассчитывать на твоё гостеприимство?

Марина улыбается, а это значит, что дела мои обстоят не так уж плохо. Раз эта девушка согласилась ко мне приехать, помочь, а теперь ещё и остаётся, чтобы продолжить общение, то…

Может быть, я чем-то её заинтересовал? Так это было бы прекрасно.

Павел

А хороший из меня работник получается! В декабре свадьба, несколько дней не ходил в офис. В январе сессия начинается, опять буду пропускать. Летом – защита диплома. Мои «коллеги» и так на меня смотрят как на врага. Что же будет дальше?

Обращаются на «вы». А ведь я у них самый молодой. И, конечно, по их мнению, не заслужил такой чести. Вот прислуживать им, почту разносить – это в самый раз. Но так думают те, кто мне другом никогда не станет. Поэтому я, немного поразмыслив, решил, что мне на них чихать с высокой колокольни. Какая разница, что говорят за спиной, если на меня это никак не влияет? Я иду своей дорогой. Сворачиваю не туда иногда, но в целом траекторию держу.

После последнего загула я решил помириться с женой. Хватит уже этих приключений. Новый год мы встречали у её родителей, ночевать ушли к себе. Всё было чинно, скромно, как положено идеальной семье. Тёща заботливо спрашивала о здоровье. Милада отвечала, что всё в порядке. Тесть выкурил со мной по сигаре (вот уж щедрость!), выпил по две рюмочки коньяку, поговорил о работе и о перспективах. Обожаю его, когда он сидит в своём глубоком кресле, захмелевший, и рассуждает так, будто от его решений зависит, в какую сторону земной шар повернётся. Я ни в чём его не разубеждаю. Иногда появляется желание поспорить, показать ему, насколько он заблуждается. А потом я думаю: он ведь не дурак. Наверное, сам всё понимает. Только деньги и власть, а ещё положение в обществе обязывают его изображать вот такого клоуна. Ну и пусть дитё тешится! А мы все вокруг покиваем: да, деточка, прав. Только сиди и не рыпайся. Как-то так.

Милада не спрашивала меня, где я был в ту ночь. Я не спрашивал её о Серёже. Мы молча договорились беречь нервы друг друга. У неё ведь тоже могло быть прошлое. Друг детства, первая любовь, первый мужчина… Да кто угодно. Мне не важно это особенно сейчас, когда мы объявили перемирие. И я не хочу ворошить угли, чтоб вновь разжигать пламя. Иногда полезно побыть в спокойствии.

Одну только слабость я себе позволил. Под утро первого января, когда моя нареченная крепко спала, не упоминая больше никаких случайных имён, я написал сообщение и отправил его адресату. А потом сразу стёр. Не потому что боюсь, что Милада его увидит, решив на досуге проверить мой телефон. Нет, это совсем другие опасения. Я не хочу хранить в памяти такие моменты, которые будут мешать моему браку. Я поздравил её с Новым годом, потому что мне так хотелось. Но я не обязан писать ей дальше, звонить и, тем более, приезжать к ней. Всё кончено для меня. А если она себе что-то ещё придумает, то это не мои проблемы. Девушка взрослая, восемнадцать лет. Не сообразит – подруги помогут, объяснят. Они более догадливые. Прожженные, сучки! Это Ксюша видит мир сквозь розовые очки. Тем хуже для неё.

Я обещал Евгену помочь с работой. Честно – хотел сначала отказаться. Евген – парень ненадёжный. Какой из него работник – неизвестно. Он ведь ни дня ни где не служил и не прислуживал. Привык на всём готовом жить. Но когда он сказал, что мать от них ушла, тут даже я призадумался. Это очень серьёзно. Как снег на голову. Я знаю, что уходят отцы. Но чтобы матери уходили… Впрочем, Евгену двадцать лет. О какой матери может идти речь? Сам вполне может стать родителем. Когда девушку себе найдёт.