Запретная королева

– Не знаю, – признался он, задержавшись в дверях. В глазах его была тревога. – Пока что мне известно лишь одно – Глостер не остановится ни перед чем, чтобы не позволить звезде Бофортов взойти и засиять на небосклоне. – Улыбка его была весьма сдержанной. – Мне, конечно, хотелось бы увидеть, как взойдет эта звезда на небосклоне. Но пока я не придумаю, как этого достичь, мой вам совет, Екатерина, будет таким. Сохраняйте… – епископ запнулся, тщательно подбирая нужное слово, – осмотрительность.

Слово, которое могло означать все или ничего.

– И оставайтесь незамужней, – уныло добавила я.

Он пожал плечами:

– Никогда не теряйте надежды, моя дорогая Екатерина.

Когда епископ ушел, Алиса, наблюдавшая за всем этим молча, наконец подошла ко мне и нежно положила руку на мое дрожащее плечо.

– Мадам Джоанна предупреждала вас, миледи.

– Да, предупреждала. И Уорик тоже – по-своему.

А что скажет Эдмунд, узнав об этом открытом противодействии?

Глава десятая

Я очень волновалась, меня просто трясло от тревог и страхов, грозными тучами сгущавшихся над нашими головами. Не зная точно, где сейчас находится Эдмунд, я решила не тратить времени на письма, составлять которые для меня всегда было мучением, и вместо этого отправила гонца в Вестминстер с устным посланием. Мне необходимо было срочно увидеть Эдмунда.

Тянулся день за днем, а до меня не доходили вести ни от Глостера, ни от Бофортов. Гонец мой вернулся с пустыми руками и новостей не привез, разве что сообщил, что Эдмунда в Вестминстере нет. Мне не оставалось ничего иного, кроме как ждать и беспокоиться; в голове у меня до сих пор звучали последние фразы нашей ожесточенной словесной перепалки с Глостером.

Вы не сможете нам помешать.

Неужели? Что ж, посмотрим!

Посмотрим так посмотрим, что же делать? Увлеченный жестокой схваткой с епископом Генрихом за влияние в Королевском совете, Глостер делал все, чтобы принизить Бофортов. Теперь я отчетливо это понимала. Возможно, это был не самый удачный политический ход с моей стороны – попрекать его упоминанием о вульгарном двоеженстве, но что сделано, то сделано, и исправлять что-либо было уже поздно. Я уповала на то, что пылкая госпожа Кобхем, хоть и была простолюдинкой, сумеет каким-то образом утихомирить горячий нрав своего любовника.

– Я сама отправлюсь в Вестминстер, – заявила я; у меня уже не было сил терпеть это изнурительное молчание и по нескольку раз в день взбираться на Винчестерскую башню (куда я, похоже, протоптала тропинку), чтобы посмотреть, не покажется ли кто-нибудь на дороге к замку. Мадам Джоанна уехала из Виндзора в свою любимую резиденцию в Хейверинг-атте-Бауэр еще до визита Глостера, так что я не могла рассчитывать на утешительные слова этой пожилой дамы, отличавшейся спокойным, рассудительным взглядом на мир.

– Я бы не советовала вам этого делать, – мрачно заметила Алиса, когда я сообщила ей о своем намерении. – Вам бы сейчас лучше затаиться. Тогда, может быть, все и обойдется. А со временем забудется.

И при удачном стечении обстоятельств забудется вместе с Эдмундом Бофортом. Я как будто слышала эту ее недосказанную фразу, но ничего не ответила. Впрочем, мы обе понимали, что ничего не обойдется и не забудется. Конфликт между Глостером и епископом Генрихом вышел далеко за пределы напряженной терпимости друг к другу на уровне вежливых рукопожатий и достиг апогея, когда гвардия епископа не пустила Глостера в лондонский Тауэр. Гневное возмущение герцога просто не знало границ.

– Очень жаль, что вы не видите другого выхода. Могли бы, например, влюбиться в мужчину без громкого имени и заоблачных амбиций, – саркастически заметила Алиса. – Случись это, и Совет вполне мог бы оставить вас в покое: живите себе и радуйтесь.

Я знала, что это неправда.

– Если бы я попросила разрешения вступить в брак с человеком невлиятельным, Совет возразил бы, что мой избранник недостаточно знатен, – ответила я с кислой миной. Как же я от всего этого устала! – Брак с простолюдином нарушил бы правила неприкосновенности вдовствующей королевы. Совет вообще не позволит мне выйти замуж. – Я нахмурилась. – К тому же я люблю Эдмунда.

Алиса уже открыла рот, чтобы возразить, но передумала.

– Да, люблю, – упрямо повторила я. – Я люблю его, а он меня.

– Как скажете, миледи.

– Я знаю, что вы думаете. Мадам Джоанна такого же мнения, – предвосхитила я ее упрек в адрес моей любви. – Но у Эдмунда ко мне искренние чувства. Я убеждена в этом. Он ни за что не попросил бы моей руки, если бы не любил меня.

Алиса поджала губы, как делала это, когда отчитывала Юного Генриха за нарушения придворного этикета.

– Спросите себя, миледи, что он выиграет от этого союза.

Я в раздражении вышла из комнаты. Никто не поддерживал меня, никто не желал мне добра. Почему они не видели, что Эдмунд меня любит? Почему не ценили его таланты и личные качества, которые он ради моего удовольствия щедрой рукой бросал к моим ногам, словно россыпь драгоценных камней?