Запретная любовь

Теперь Бихтер видела перед собой недовольную Шакире Ханым, лоб которой был стиснут тонким платком. Шайесте и Несрин, жившие с безрассудной надеждой в доме без хозяйки и теперь питавшие бесконечную враждебность ко второй женщине, и даже Джемиле, постоянно избегавшая её, как существа, которого боятся, были не более, чем врагами. Они окружали Нихаль незаконченными фразами, многозначительными взглядами, молчанием и Бихтер, несмотря на год стараний, не могла целиком завладеть ею.

Лишь с Бюлентом они были друзьями. Существовало то, что объединяло их и делало друзьями: смех. Они объединились на этом основании и всегда будут друзьями. Но эта дружба могла быть преступлением для Бюлента. Дома ребёнок не смог бы никому, особенно старшей сестре, признаться, что любит Бихтер, даже если не как мать, то больше, намного больше, чем мачеху. Вдруг за спиной Бюлента, над его смеющимся весёлым лицом возникло другое лицо: Бехлюль!

Она не думала, не хотела думать. Зачем ей думать? Разве он не был всего лишь чужим в доме? Вспомнив о Бехлюле, Бихтер ещё кое-что вспомнила. Она видела, как его дрожащие губы наклонились к Пейкер, страстно желая поцеловать её шею обжигающим поцелуем. Позже она видела, как он с шаловливым взглядом качал в гамаке Фирдевс Ханым.

Её мысли вдруг остановились. Казалось, они не решались пойти в другую сторону. Бихтер захотела словом отогнать этот мираж, чтобы мысли не задержались и не пошли в другую сторону. Она чётко сказала: «Распутник!»

Да, это было не что иное, как распутство в прямом смысле этого слова. Она злилась на себя. «Если нужно, я скажу, Пейкер права, так делать нельзя…» Да, а Фирдевс Ханым?

Она вдруг вспомнила слова Пейкер. Что та говорила? Что вышла замуж не для того, чтобы предать мужа. Когда Пейкер говорила это, у её взгляда было коварное значение. Что она имела в виду? Что другие, особенно Бихтер, вышли замуж, чтобы предать мужа? Она не собиралась этого делать, не собиралась быть похожей, например, на Фирдевс Ханым. О! Мать была постоянным позором её жизни. Сегодня, когда мать шутила с Бехлюлем, Бихтер хотела броситься к ней и сказать: «Постыдитесь, Вы — пожилая женщина, пожилая, понимаете?» Да, она клялась, что никогда не будет похожа на Фирдевс Ханым.

Когда она клялась себе не быть похожей на мать, ещё кое-что пришло ей в голову. Им с детства говорили, что Пейкер похожа на отца, а Бихтер пошла в мать. Раз все были единодушны, значит она действительно была похожа на мать и боялась этого сходства. Её сердце бросало в дрожь при мысли, что нешнее сходство сделает похожими и их жизни.

Она тоже, подобно Пейкер, должна была быть похожа на отца… У Пейкер были каштановые волосы, широкие плечи, плотное тело, короткие редкие брови, цвет кожи скорее соломенный, чем белый… Несомненно, Бихтер была красивее, но она охотно соглашалась быть менее красивой ради сходства с отцом. В её сердце была глубокая любовь к неизвестному отцу, она полностью отдала сердце, которое не могло быть отдано матери, памяти об умершем и украшала эту память. Бихтер создала биографию отца из случайно услышанных, собранных по крупицам деталей, затем она заставила его жить в мучениях в руках Фирдевс Ханым, семейная жизнь ничего не знавшего честного мужа стала для отца бедствием и, наконец, убила его страшным ударом. О! Как она любила отца! Она завидовала, что Пейкер была похожа на отца.

Бихтер думала, что Пейкер похожа на отца, поэтому будет счастлива в жизни, а она, Бихтер, будет несчастна в браке, состоявшемся по ошибке. Пейкер, конечно, была счастлива, любила мужа, у них был маленький Феридун. Спокойная семейная жизнь! А у неё, что было у неё?

Задавая себе этот вопрос, она сложила руки и находилась в темноте, как будто ожидая ответа от гарнитура из кленового дерева, атласных штор и роскошных вещей комнаты, погружённой во мрак. Любить, она хотела любить. В её жизни не хватало только этого. Но из этого и состояла жизни: любить, да, только так она могла добиться счастья. Маленькая, бедная, пустая комната, железная кровать, белые шторы, два плетёных стула — вот и вся бедная комната любви. Но любить, как она хотела любить! Она любила бы лихорадочной, безумной любовью и была бы счастлива. Теперь она будто была заживо погребена в могиле, облицованной чёрным мрамором, среди богатства роскошной комнаты. Она не могла дышать, задыхалась, хотела выбраться из могилы, жить, любить.