До последней минуты он не верил, что его могут исключить из партии за любовь к женщине. Хотя для них любви не существует – это всего лишь слово, которое им даже произносить стыдно. Алексеев вспомнил день, когда получил билет, как он был рад и горд. Чувствуя, как к горлу подступает комок, поспешил к выходу.
Жадно вдохнул на крыльце свежего, зимнего воздуха и неожиданно подумал, что Марте теперь некого и нечего опасаться.
На обратном пути Трубицин спросил:
– Что такое юер? Я правильно выговариваю?
– Правильно. Абаасы, по-русски черти, мучили душу умершего, вынуждая ее вернуться на землю. Затем под видом его являлись к родственникам и приносили им несчастье.
– Да, – протянул Сомов, и остальную часть дороги в машине царило молчание.
И Марта, и Матрена Платоновна с Августой Генриховной встретили Алексеева немым вопросом, и он не стал их томить:
– Исключили. Единогласно. И уже есть приказ о снятии меня с должности председателя сельпо.
– Как они могли? – кинулась к нему Марта, но Алексеев, вытянув руки, остановил ее.
– Жалеть меня не надо. У Августы Генриховны тоже нет билета. И ничего. Она по этому поводу не переживает.
– Какого билета? – испуганно глянула на него Августа Генриховна. – Я не была в партии.
– Ганя, ты про какой билет? – с не меньшим испугом спросила Марта.
Да и Матрена Платоновна с тревогой всматривалась в сына.
– Подтверждающий, что она верит в Бога. И раз для веры в Бога билет не нужен, то и я могу считать себя коммунистом и верить во всемирный коммунизм без всякого билета. Коммунист не тот, у кого есть билет. Коммунист тот, кто живет по справедливости.
– Ганя, ты меня напугал, – с облегчением вздохнула Матрена Платоновна.
– Думали, я сошел с ума? Не дождутся. А я, между прочим, целый день ничего не ел.
– Пахай! – взмахнула руками Матрена Платоновна. – Три женщины не могут накормить одного мужчину.
И женщины дружно кинулись на кухню.
Уже лежа в постели, Марта, прижимаясь к Алексееву, сказала:
– Ганя, у нас будет ребенок. Мамы не знают, я хотела, чтобы ты первый услышал об этом.
Алексеев благодарно поцеловал жену.
– Марта, я так рад! Эти юеры хотели, чтоб этот день стал для меня самым несчастным, но ты сделала его самым счастливым.
На следующий день в село прибыла комиссия из райцентра с новым председателем сельпо Березовским.
Березовский, пожимая руку Алексееву, сказал:
– Вот жизнь. Не знаешь, где найдешь, а где потеряешь. Тебя исключили из партии, а пострадал я. Думал, из райцентра никуда, метили вроде бы в председатели райпо, а теперь здесь торчать буду. Слышал о Дрюкове? На моих глазах буфетчицу Варвару зарезал. Чем она ему не угодила? По бабам он не мастак, верен был своей Антониде Власовне. Теперь вот в бегах. Боюсь, как бы меня не прирезал. Все же единственный свидетель. Кстати, Дрюков интересовался, с кем ты во время учебы в техникуме встречался. Копал, видно, под тебя. Но я ему ничего не сказал. Чем думаешь теперь заняться?
– Грузчиком возьмешь? – полушутливо спросил Алексеев и согнул руку в локте, показывая мышцы.
Березовский почесал затылок:
– Два председателя сразу – это слишком много. Пока ты будешь здесь работать, хоть уборщицей, у меня не будет авторитета. Все будут оглядываться на тебя. Так что извини. Да и как на это посмотрят в райкоме. А я все же нацелен на райпо.
– В техникуме ты был другим.
– Обстоятельства. Против них не попрешь. Ты их проигнорировал. И где ты теперь?
– Но я остался человеком.
– Однако быть председателем сельпо и коммунистом все же лучше. Пошли, показывай свою бывшую вотчину.
Зашли на территорию склада, и Березовский, показывая на Николая, удивленно спросил:
– Это что, грузчик? С одной рукой?
– А что тут такого? Николай с одной рукой за двоих работает.
– Не знаю, не знаю. Ну ладно, это потом.
Они подошли к грузчикам, и Березовский, изображая важного начальника, поздоровался:
– Здравствуйте, товарищи!
– Здравствуйте! – вразнобой ответили грузчики.
– Вот и первый недовольный моим назначением, – кивнул Березовский в сторону Адама.
– Он немой.
– Немой? И как я буду им руководить? Один немой, второй без руки. Ну, и собрал ты коллектив.
– Скажи спасибо, что эти есть.
Передача шла полным ходом, только начали второй склад, как на территорию вошел Дрюков и сразу направился к Алексееву, что стоял к нему спиной рядом с Березовским. На ходу Дрюков вытащил из-за пояса наган, и видел это только один человек – Адам. Но он был далеко и не мог помешать убийце. А Дрюков уже целился в Алексеева… И тут раздался громоподобный крик:
– Ганя!
Алексеев с Березовским оглянулись и кинулись в склад, вслед им Дрюков успел выстрелить несколько раз и был сбит с ног Николаем. А уж на помощь бежали сторож с ружьем и Адам. Дрюков вывернулся из-под Николая, отскочил в сторону и выстрелил себе в голову…
Вскоре из склада вышел Алексеев, снял телогрейку и зажал кровоточившую на плече рану. Следом появились члены комиссии и Березовский:
– Смотрите, смотрите! – показывал простреленный рукав Березовский. – Дрюков пришел, чтобы убить меня. Я единственный свидетель.