С тех пор эти желания мучили меня каждый день и ночь, особенно ночью, и из всех женщин именно к Саше я никогда не должен был прикасаться, не должен был даже мечтать о прикосновении. Я должен был всегда уходить от нее всякий раз, когда она приближалась. Мне следовало свести наш разговор к минимуму, сделать его формальным и кратким. Но со временем, с тех пор как она стала жить в доме Виктора и Катерины, мы стали друзьями. Я снова и снова говорил себе, что нет ничего плохого в том, чтобы поговорить с ней. Не то чтобы я мог избегать ее, мы живем на одной территории и часто бываем в одном доме, а это было бы хуже, чем быть просто дружелюбным. За то время, что мы знаем друг друга, я старался прислушиваться к ней, быть плечом, на котором можно поплакаться, отдавать ей все, что могу от себя, не нарушая своих клятв. Принадлежать ей так, как я могу оправдать. Но каждый раз это все равно кажется немного неправильным, просто из-за того, что она заставляет меня чувствовать.
Я знаю, что у меня даже не должно быть таких мыслей, что после стольких лет это граничит с одержимостью, но я никогда не смогу полностью выбросить ее из головы. Не имеет значения, что она заслуживает большего, чем мужчина с прошлым, полным насилия, когда она столько пережила, что я никогда не смог бы попросить ее рискнуть с опасностями, которые преследуют меня, даже если бы не мои клятвы. Неважно, что я знаю, через что ей пришлось пройти, я знаю, что она заслуживает милого и нежного мужчину, и простой, неторопливой жизни. Неважно, что быть с ней так, как я хочу, разрушило бы все, к чему я так упорно стремился последние годы. Я не могу не думать о ней. Я не могу не желать этого, не мечтать об этом в самые темные часы ночи, когда вся моя защита начинает рушиться и шепот о том, что могло бы быть, проникает в мой разум.
Сначала она не слышит меня, когда я сажусь позади нее. От нее пахнет кофе и теплом, ее волосы такие чудесные, что мне до боли хочется протянуть руку и дотронуться до них. Я, конечно, не делаю этого. Если бы я прикоснулся к ней хотя бы раз, я не знаю, как смог бы остановиться. Я бы поцеловал ее, здесь, в этом месте, где это было бы еще большим грехом, в тени святых и витражей, пока она не стала бы умолять меня о большем. Если бы я прикоснулся к ней, я бы не смог удержаться и не подарить ей это.
— Я не ожидал найти тебя здесь, Саша.
Она краснеет, когда оглядывается на меня, заправляя волосы за ухо и поворачиваясь на скамье.
— Я знаю. Я не нахожу это утешительным, но я проходила мимо и захотела зайти. Я действительно не могу этого объяснить. — Она слегка поджимает губы, оглядываясь по сторонам, и меня наполняет греховный жар. Ее губы мягкие и полные, розовые и обнаженные, и мне хочется поцеловать их, красные и припухшие. Я столько раз представлял это себе, и один только взгляд на нее вызывает почти болезненное желание узнать, каково это было бы на самом деле. — В детстве мне никогда не нравились церкви, — тихо говорит она. — Всем сиротам приходилось приходить каждую неделю, и всегда было холодно, а службы казались такими долгими. Мои приемные семьи были ненамного лучше. Часто это казалось поводом наказать нас, если мы не были тихими или вели себя неподобающим образом. Но с тех пор, как я здесь, — она слегка пожимает плечами, оглядываясь на меня. — Я не особо возражала против этого. Здесь как будто теплее. По-другому. Почти, очень близко к утешению. Я не знаю почему.
Если бы я все еще был священником, сейчас было бы самое время сказать ей несколько банальностей о Божьем плане, но все, о чем я могу думать, это о том, что она здесь, потому что это заставило ее вспомнить обо мне, потому что она скучала по мне. Меня не было несколько недель, и, хотя мне неприятно это признавать, я думал о ней каждый божий день, пока меня не было. Я видел ее на свадьбе Найла и Изабеллы и остался в Бостоне даже после того, как они с Катериной и остальными членами семьи уехали домой.
— Я скучала по тебе. — Она произносит это вслух, как будто читает мои мысли, а затем краснеет еще сильнее. — Прости, я не имела в виду… просто… приятно, что ты рядом. Приятно иметь друга. Конечно, у меня есть Катерина, но… — Она прикусывает губу и замолкает, как будто понимает, что сказала что-то, чего не должна была говорить. Непреодолимая потребность во мне растет, желание дотянуться до нее, сказать ей, что я знаю, что она чувствует. Что между нами есть связь, которая не поддается объяснению, и что я тоже почувствовал это с первого дня, как встретил ее.