Читаем Запретная правда о русских: два народа полностью

Запретная правда о русских: два народа

Позже представления «космизма» были выражены в Германии XVIII – начала XIX веков (т. е. в начале немецкой модернизации) А. Гумбольдтом, проявились в большом числе явлений немецкой культуры того времени. В.И. Гёте – писатель никак не менее «космический», чем Ф.М. Достоевский или Л.Н. Толстой. Характерно – он-то и прославился в веках.

Но нигде больше модернизация не длилась так долго, как в России, нигде больше несколько поколений народа не жили в условиях незавершенной, продолжающейся модернизации.

Растянутость во времени русской модернизации сделало «космизм» столь заметной частью мировоззрения нескольких поколений. Модернизация России проходила по границам сословий. Тот тип мироощущения, который уже начал исчезать в верхушечных слоях русского общества, возник и утвердился в трех поколениях, для которых модернизация пришлась уже на годы Советской власти.

Совершенно прав Н. Н. Моисеев, говорящий о русском космизме как о народном мироощущении. Поколениями российские ученые и литераторы умели высказать это мироощущение вслух и выразить на языке литературных произведений и научных исследований.

Туземная Россия никогда не смогла бы произвести такой прорыв в науке, философии, литературе. Но этого не смогла бы сделать и европейская Россия без туземной. То, что мы называем «культурным феноменом XIX века», порождено обеими цивилизациями – их взаимодействием, переплетением, постоянным контактом.

Не хочется быть мрачным пророком, но боюсь, самое плодотворное время русской науки, философии и литературы уже миновало – именно по этой самой причине.

Заключение

Долгожданный суд потомков

Слишком поздно настает:

Перед нами средь обломков

Жизни прерванной полет.

В. Берестов

Страница истории перевернута. Русская модернизация закончилась. Она затянулась, русский образованный слой за поколения привык жить в Стране Вечной Модернизации. Мы привыкли быть безответственными интеллигентами, поучающими и власть и народ.

Теперь нам придется быть не «вождями народов», а скромными специалистами.

Это хорошо. Теперь нас не развратит омерзительная власть над крепостными, мы не почувствуем себя чужаками в собственной стране, не будем вынуждены пресмыкаться перед властью, вымаливая медный грош.

И нам самим не придет в голову палить из пушек по деревням, чтобы заставить крестьян сажать картошку, или завести крепостной гарем. И Салтычихи больше не будет, ее вовремя посадят в сумасшедший дом или в тюрьму.

При всех издержках – все равно хорошо.

К тому же нас не будут окружать замордованные русские туземцы. Интеллигенции нет, но и народа больше нет. Двести лет русский народ то пассивно хоронил все попытки его переделать, то оскаливался пугачевщиной. Теперь все даже недавние потомки «народа» – русские европейцы с разной квалификацией. Некому подпустить нам «красного петуха», повесить «поближе к звездам»; нам не устроят революцию, больше всего напоминающую набег орды Батыя на цивилизованные страны. Наших детей не утопят в уборных на наших глазах.

…Но только вот кого мы будем теперь поучать? Кого поведем к сияющим высотам прогресса? Кого станем загонять железной рукой в счастье? Русской интеллигенции придется переосмыслить свое место в жизни и свою роль на Земле.

Наконец – у кого мы, с нашей все более узкой специализацией, сможем черпать космистские идеи? У кого мы почерпнем убежденность, что мир – един, что все в нем взаимосвязано и что связи объектов важнее, чем структура каждого из них?

Невольное опасение – а не превратимся ли мы в очень уж обычный, непривычно заурядный народец? Народ такой же, как все; которому нечего сказать всем ближним и дальним?

И еще – туземной России все-таки жалко. В ней было и много хорошего.