Запретная правда о русских: два народа

Великолепен образ чеховского «злоумышленника», тупо выкручивающего гайки из полотна железной дороги – на грузила [53. С. 360–364].

Не менее великолепен «интеллигентный мельник» М.А. Булгакова, сжирающий сразу все лекарства, полагающиеся на месяц, – чего долго мучиться, слопать их, да и все… [54. С. 524–546].

Меньше всего я сомневаюсь, что нечто похожее вполне могло быть! Но интонации обоих рассказов (и множества других! И не только Чехова и Булгакова!) таковы, что сразу видно – их авторы чувствуют себя колонизаторами среди диких туземцев.

Эти туземцы имеют белую кожу, носят одежду, похожую на европейскую, нательные кресты, ходят в христианские храмы и читают книги… но это видимость. Ведь слова барыньки, недовольной пристрастиями Левы Гумилева, имеют и обратную силу. Если негры – такие же мужики, только белые, то ведь получается – интеллигентов окружают туземцы, такие же, как негры и индусы, только белые.

Характерно название рассказа М.А. Булгакова: «Тьма египетская». Ассоциация и с тьмой в головах, и в глазах интеллигентов, уставших от дикости народа.

Очень любопытен рассказ А.П. Чехова, отличающийся от приведенного только одной буквой: «Злоумышленники» – то же слово, но во множественном числе [55. С. 310–314]. Объем такой же, пять страниц убористого текста, сюжет крайне прост: население провинциального городишки обвиняет астрономов в том, что они устроили затмение солнца. Забавно? Наверное. Чехова ведь принято считать забавным, веселым писателем. Но интонация рассказа, все это столкновение цивилизованных, чистоплотных, приличных интеллигентов с местными дикарями, с их обсиженными тараканами, грязными и темными домами, их первобытными нравами таковы, что даже Киплинг и Стэнли писали об Индии и Африке в более уважительном тоне.

Эта колонизаторская позиция ничем не отличается от политики дворянства. Она даже хуже, потому что дворянство по крайней мере не только зубоскалит, но и пытается цивилизовать народ. Как? Колонизаторскими средствами.

В 1830-е годы правительство заставляет крестьян сажать картофель. Именно так – заставляет! Попросту говоря, государственным крестьянам выдают мешки с картофелем – но ни как сажать, ни что собирать, ни что есть – не объясняют. Дают картошку, и все. А потом требуют, чтобы мужики собрали урожай, и сделали это правильно. Отказываются?! Местами «дикари» стали есть ягоды картофеля и отравились?! После этого начался бунт – баре нам подсунули отраву?!

Ничего по-прежнему не объясняя, правительство вводит войска и массовыми порками, стрельбой по людям и захватом заложников заставляет сажать картошку.

В Соловецком лагере особого назначения в 1929 году висел плакат: «Железной рукой загоним человечество в счастье!». Почему бы не повесить этот или такой же плакат над правительственным учреждением, где несчастным мужикам всучивают эту самую картошку?!

Как видно, присущие интеллигенции черты не меньше характерны для дворянства. Ведь в Российской империи 1830-х годов было ничуть не меньше хихиканья и подсмеивания, потешек над «серым дурачьем» и «дикарями», чем в Российской империи 1900-х годов, во времена «Злоумышленника» и «интеллигентного мельника».

И заставляя сажать картофель под дулами артиллерийских орудий, и рассуждая о «темноте непросвещенного народа», и отказывая «народу» в праве самому решать, что для него хорошо, а что плохо, дворянство и интеллигенция последовательно ведут себя, как колонизаторы в туземной стране.

Очень многие из эксцессов, описанных во 2-й главе, не были бы возможны, считай дворянство крепостных хоть в какой-то степени ровней себе. Своих единоплеменников не расстреливают забавы ради, не запарывают насмерть, не формируют из них гаремы; новорожденных детишек СВОЕГО народа не топят.

Но дворянство вовсе и не считало крестьян представителями СВОЕГО народа, что поделать. Еще в 1730 году, формируя проекты конституции, оно выразило это очень ясно, заявляя о себе, и только о себе, именно как обо всем народе [5].

Позже интеллигенция вполне усвоит этот взгляд, а кое в чем даже его усугубит.

Взглядом колонизатора

Оба эти слоя, дворянство и интеллигенция, не считают себя частью народа своей страны, а на народ смотрят стальным взглядом белого сагиба из-под серого пробкового шлема. В конце концов, в Индии жили и работали не только вице-король Индии, второй человек после короля в Британской империи, не только генералы, высокопоставленные чиновники или богатые плантаторы. Р. Киплинг вывел образы рядовых солдат или мелких чиновников, вплоть до потомка ирландского волонтера О’Хара, который вырос в Индии и после смерти отца почти перестал отличаться от индусов: и внешне, и по поведению [56].