Запретное чтение

Я нажала кнопку отбоя и взглянула на экран телефона: никаких сообщений не было. Зато было четыре пропущенных звонка: все четыре – из библиотеки, но звонили еще вчера, до того как я оставила сообщение Рокки. Естественно, они забеспокоились, особенно если кто-то обратил внимание, что в библиотеке повсюду горит свет. Но забеспокоились не настолько, чтобы начать в панике забрасывать меня сообщениями, и это уже было неплохим знаком. На домашнем автоответчике меня, наверное, ждало что-то вроде: “Люси, привет, мы просто хотели узнать, где ты”.

В дверь постучался Иэн (много-много быстрых и громких ударов), и я пошла открывать. Он стоял на пороге полностью одетый и причесанный и держал в руке тюбик зубной пасты. Глаза у него были красные, но он улыбался и слегка подпрыгивал, поднимаясь и опускаясь на носках.

– Я подумал, что вам не помешает немного освежить дыхание, – сказал он.

15 Гимн

В тот день я разрешила Иэну сесть на переднее сиденье. Я решила, что он уже достаточно высокий для этого, и к тому же мне казалось, что водить машину безопаснее, когда сзади никто не орет.

Я купила Иэну в гостиничном автомате упаковку из шести маленьких пончиков с сахарной пудрой, и теперь он нацепил их себе на пальцы, как кольца, и понемногу обгрызал с разных сторон. На голове у него была бейсболка “Аризона кардинале”, слишком большая и какая-то квадратная – видимо, раньше он ее никогда не носил. Я подумала, что, наверное, он выудил ее откуда-то у себя из-под кровати – посчитал, что это подходящий предмет для побега из дома.

– Ну что, куда поедем? – спросила я у Иэна, снова выезжая на автомагистраль.

Он посмотрел на меня недоуменно, как будто забыл, что путь у нас указывает он.

– А, ну вы пока оставайтесь на этой дороге, – наконец сказал он. – Сворачивать еще не скоро.

– Мы движемся в сторону Чикаго, – предупредила я. – Твоя бабушка случайно не там живет? А то я знаю одно местечко, где мы могли бы остановиться, там намного приятнее, чем в отеле. Правда, ехать туда довольно долго, зато там много еды и книг.

– Нам не-пре-мен-но на-до про-е-хать ЧЕ-РЕЗ чи-КА-го, – произнес Иэн, который, судя по всему, теперь вдруг стал роботом, – Но ОНА ЖИ-ВЕТ НЕ ТАМ.

– Хорошо.

Я в последний раз подумала, что надо все-таки развернуться и поехать в Ганнибал, а Иэну просто ничего об этом не говорить. Если бы я по-настоящему захотела, мне бы не составило труда отвлечь его от указателей, и к ночи мы были бы в городе, я могла бы высадить его где-нибудь на углу и немедленно уехать обратно в Чикаго. Но я слишком явственно представляла себе, как он закроет лицо руками и станет всхлипывать, приговаривая: “Она пришла в воскресенье, когда библиотека вот-вот должна была закрыться, и заставила меня сесть в машину, сказала, что угостит конфетами! А я люблю конфеты и не подумал, что нельзя к ней садиться, она ведь не какой-нибудь незнакомец! А потом она стала спрашивать, сколько денег зарабатывает мой папа!” Меня объявят в розыск по всей стране, в новостях у моей истории появится собственная музыкальная тема, и у меня не останется ни единого шанса, даже если я успею доехать до Мексики. И кстати говоря, у меня даже нет с собой паспорта. Как ни крути, надо, чтобы Иэн сам захотел вернуться домой. А судя по блаженному выражению лица, с которым он, подобно золотистому ретриверу, высовывает голову из пассажирского окна, до этого еще далеко.

Полчаса спустя и на тридцать миль дальше от дома, чем вчерашним утром, когда я еще не пустила под откос собственную жизнь и не разбила сердце родителям Иэна, он спросил:

– Мисс Гулл, у вас нет каких-нибудь компакт-дисков?

– Здесь можно слушать только кассеты. Но у меня и их нет.

Иэн пошарил пальцем в щели для кассет и нажал на кнопку извлечения. Из проигрывателя выскочила кассета, которой я никогда раньше не видела.

– Это не моя, – сказала я.

Я только сейчас поняла, что с тех пор, как два года назад купила машину, ни разу не пользовалась кассетным проигрывателем. По дороге на работу я слушала Эн-пи-ар, а на обратном пути мне всегда хотелось побыть в тишине. Машину я купила у одного парня в Кентоне, который передал мне ее заваленную обертками из “Макдоналдса”, колышками для гольфа и окурками.

– Может, это караоке! – воскликнул Иэн, затолкал кассету обратно в проигрыватель и нажал на перемотку.

Я с удивлением услышала, как проигрыватель со скрежетом принялся отматывать кассету на начало – я и не подозревала, что он на это способен.

– А теперь… – заорали колонки, и Иэн нырнул вперед, чтобы убавить громкость, – наш национальный гимн в исполнении… мисс Джины Арены!

Раздался радостный гул огромной толпы – люди, очевидно, знали, кто такая эта Джина. Иэн вдруг выпрямился, сорвал с головы бейсболку и прижал ее к сердцу.

– “Австралийцы, в прекрасной и юной стране мы свободно и мирно живем”, – пропел ангельский звенящий голос. Толпа дружно ему подпевала.

– Это еще что такое? – спросил Иэн, нерешительно придерживая бейсболку где-то рядом с грудной клеткой – сомневался в правилах хорошего тона.

– “Нас земля награждает за праведный труд, и моря омывают наш дом”.