Натали медленно поднялась по лестнице обычного многоквартирного дома в Омоле и позвонила в дверь. Сердце ее ощущалось зажатой мышцей, нуждающейся в полном покое после перипетий последнего времени. Но сейчас Натали оставалось еще кое-что сделать. Именно это. Последнее дело перед тем, как она уедет домой в Гетеборг.
Женщина, которая открыла дверь, показалась ей совершенно чужой. Трудно было уловить хоть что-то знакомое в этой сильно располневшей даме.
Они долго стояли и смотрели друг на друга, и, наконец, Натали нутром почувствовала, что это та самая Юлия, которая была когда-то ее лучшей подругой. Те же высокие скулы, те же широко посаженные глаза.
– Натали? – произнесла Юлия.
– Юлия, – выговорила в ответ Натали.
Она сделала шаг вперед и крепко обняла подругу. Сначала Юлия замерла и напряглась, а потом как-то обмякла, и вдруг, как свежий ключ из-под земли, на поверхность вырвались слезы. Тяжелое дыхание переросло во всхлипывания на плече у Натали. Рыдания, от которых все тело содрогалось, словно в судороге.
Через несколько минут Юлия вытерла лицо рукавом и попыталась взять себя в руки.
– Ну, что сказать? – произнесла она.
– Да, что тут скажешь, – со вздохом согласилась Натали.
Они сели на диван в гостиной. Натали по-прежнему держала Юлию за руку.
– Представь, если бы я все понимала? – сказала Юлия. – Все это время. Чем занимаются мои мама и папа. И то, что произошло с твоими родителями, – представь, если бы я все это знала, но находилась бы слишком близко, чтобы разглядеть это по-настоящему?
Натали покачала головой.
– Ты ведь не могла себе даже представить, чем они занимаются?
– Не знаю. Но я должна была… почуять неладное, как говорят.
– Все-таки трудно даже помыслить
Юлия вздохнула.
– Да, и наша семья совсем распалась. Меня страшно мучает совесть – почему я не заметила, как они изменились. Но я была так занята собственными проблемами.
Она взглянула на Натали.
– Ты первый человек, с кем я об этом говорю. Я даже детям еще не рассказала. Просто не знаю, как им объяснить. А еще я не осмеливаюсь выйти на улицу. И компьютер боюсь включать. Я ведь понимаю, что все, кому не лень, пишут сейчас о маме и папе, о нас. Это ужасно.
– Понимаю. Но если сейчас набраться мужества, постепенно все успокоится. Появятся новые темы для обсуждения.
– Надеюсь, ты права. Не знаю даже, могу ли я в это поверить. А еще мне кажется, что все будут осуждать и меня заодно. Все это никогда не закончится.
Юлия опустила глаза.
– Кстати, а что будет с детьми? – спросила Натали. – И останешься ли ты жить здесь?
– Наверное, останусь. – Улыбка озарила ее напряженное лицо. – А дети теперь живут со мной. Мне давно надо было их забрать.
Они пили кофе и ели суфле в шоколаде прямо из пачки. Разговаривали. Вспоминали. Потом Натали сказала, что ей пора.
– Хочу добраться до Гетеборга засветло.
У Юлии перехватило дыхание, она положила руку подруге на плечо, словно желая удержать ее. Потом поспешила в спальню. Вернулась оттуда с тетрадкой.
– Я хочу тебе еще кое-что сказать. Мне просто необходимо… рассказать кому-нибудь.
Она протянула Натали тетрадь.
– Это дневник Трейси. Я частенько заходила к ней в комнату и тайком читала ее записи, мы с тобой и вместе к ней забирались, помнишь? И стихи ее читали. А о дневнике я никому не рассказывала. С этим мне тоже придется научиться жить. С тем, что там написано.
– Почему? Что там такого? – спросила Натали.
– Трейси ведь встречалась с парнем, который был старше ее. Помнишь его? У них был роман. Но он… не хотел серьезных отношений. Его устраивали редкие встречи. А потом он встретил другую. И тогда… если прочитать, что у нее здесь написано, становится совершенно ясно, что она не хотела больше жить. Такое ощущение, что она действительно приняла осознанное решение.
Натали посмотрела на Юлию.
– Значит, все было так серьезно?
– Она очень изменилась в последние месяцы жизни. Казалась грустной. Но я ни с кем это не обсуждала.
– Со мной обсуждала.
– Правда?
– Да.
Юлия начала листать тетрадь.
– Вот. За последнюю неделю она много написала. В основном это мрачные мысли. Последняя запись сделана накануне смерти. Смотри. Вот что она пишет.
Юлия читала осторожно, медленно, выдерживая тяжелую паузу после каждого предложения:
Натали почувствовала, как в сердце снова всколыхнулись воспоминания о той ночи четырнадцать лет назад. Она вспомнила полосатую ночную рубашку Трейси, измазанные глиной тела и немые окна. Ощущение расколотой действительности, незаживающей раны.