Запретное целительство. Сеньорита Смерть (СИ)

— Но при нём она боялась признаться в этом, а он ни на секунду ни оставлял её одну, делая вид, что печется о её здоровье. Она… ни сказала мне ни слова, хотя у меня уже тогда были подозрения. А затем было поздно. — Рихтер порывисто вздохнул, сжимая кулаки. Сейчас он был не здесь и не со мной. А в том ужасном прошлом, которое уже не изменить. — Клара повесилась через неделю. Я добился того, чтобы отчима допросил менталист, и правда всплыла. Но знаешь… для моей потеряшки было уже поздно. Она не просила помощи — кажется, просто не умела делать. Ведь её мать, даже подозревая, что что-то не так, просто предпочитала закрыть глаза ради любви своего мужа. А я оказался тем человеком, что вернул Клару чудовищу.

Рихтер замолк, и никогда еще тишина не была столь неуютной и давящей. Я часто заморгала, пытаясь не заплакать. Безрезультатно. Проклятье! Работая в городском госпитале, я всякого насмотрелась. Я знала, что такое смерть и страдания. И я научилась, не оставаясь при этом равнодушной, отделять свою жизнь от работы, не позволяя ей разрушить мою жизнь. Насколько это было возможно.

Но есть вещи, к которым не привыкнуть. Которые весьма сложно себе простить. Как и я не могла простить себе смерть Исы.

— Жаль, что так случилось. Это не было твоей виной, Корбин. Не всем можно помочь. И не всё можно предугадать.

— Нет. Но можно научиться делать выводы. И не прятаться от чужой боли. Так почему, Рената, ты так сильно напомнила мне Клару?

Грейдорец умел поставить в тупик своими вопросами. Хотя, кажется, я начала понимать, к чему он клонил. И мне это совсем не нравилось.

— Ты меня это спрашиваешь?! В моей семье меня никто и пальцем не тронул!

— Правда? А Кроне… тоже не тронул? Вы ведь знакомы с ним давно. Ласкане рассказывал, что еще до его встречи с твоей сестрой. Почему, когда он приехал, ты стала будто бледной тенью самой себя?

Неприятное чувство. Когда что-то, для тебя очень личное и важное, которое ты бы не хотел рассказывать никому… просто безжалостно выставляют наружу. Прямота и проницательность Корбина повергла меня в смятение. И разозлила.

Я редко злюсь. Точнее, редко показываю свою злость. Но иногда… иногда! На самом деле, очень редко. Всё просто выходит из-под контроля.

Я схватила первый попавшийся предмет и швырнула его в Корбина. Это оказался бронзовый канделябр на три свечи. Маг дернулся, пытаясь уйти от столкновение, и моё орудие возмездия исчезло в ночи. А вслед за ним и неудержавшийся на своей жердочке повелитель стихий. Я кинулась к окну, намереваясь его поймать, хотя явно не успевала, но он в самый последний момент успел зацепиться за раму, и уже подтягивался обратно. При моем приближении он испуганно округлил глаза и замер.

— Ты… собираешься меня добить?!

— А?! Нет!

— Тогда зачем тебе ножницы в руке?

Я опустила взгляд и только сейчас поняла, что сжимаю маникюрные ножницы, забытые мной днем на комоде. Видимо, я схватила их сразу после канделябра, и просто не успела запустить в цель. Но если вероятность поранить таким образом мага была мала, то попади в него тяжеленная металлическая штукенция — все могло закончится гораздо хуже. Я поспешно отшвырнула ножницы в сторону и на всякий случай отступила назад. Вспыхнувший во мне гнев потух в один момент.

Рихтер перемахнул через окно и распластался на полу, схватившись за сердце. При моей попытке ему помочь он выставил руку в защитном жесте.

— Не-не! Не подходи! Ты очень опасная женщина, Рената Бьянки. Если бы меня нашли с расколотым черепом в кустах, никто никогда бы не догадался, кто стоит за моим убийством!

— Я не собиралась тебя убивать. Просто… вышла из себя.

— Из-за того, что я спросил о Кроне?

— Заткнись!

Моя реакция выдавала меня с головой. Рихтер уселся, прислонившись спиной к стене, задумчиво меня разглядывая.

— Моя догадка ведь много объясняет. Например, твой страх прикосновений. Ты сжимаешься, стоит чужому мужчине тебя коснуться.

— Убирайся!

Если бы не заклинание тишины, я бы уже подняла на ноги весь этаж. Потому что говорить спокойно с грейдорцем уже не могла, срываясь на крик. Но едва ли это могло остановить Рихтера.

— И у тебя ведь не такой большой опыт с мужчинами, хотя ты и не… Ну понимаешь.

Кажется, меня начало колотить от переполнявших чувств. Я крепче обхватила себя руками.

— Ты не дознаватель и не полицейский сейчас. Так чего ты добиваешься? Чтобы призналась тебе, что я такая же, как тот несчастный ребенок? Что я жертва? Но я не собираюсь вешаться и травится. И не жду от тебя ничего. Слышишь? Только чтобы ты держался от моих дел подальше.

— Если Кроне опасен, и продолжает преследовать тебя, то подлежит устранению. А ты сама с ним не справишься. Не станешь же ты бросаться на него с пилочкой для ногтей?